Такой информации в досье не написано, но догадаться нетрудно — в его возрасте я и сам баловался подобным. Но с годами наскучило.

Небрежно пожав плечами, я откладываю бумаги в сторону и принимаюсь за последнее досье.

К нему фотографии почему-то не прилагается, но она особо и не нужна. Все дочери отцовских приближённых выглядят примерно одинаково — тщательно уложенные длинные волосы, насыщенно-бронзовый загар, стройная фигурка с накачанной в спортзале задницей и накачанной у пластического хирурга грудью. Словно они все живут в солярии и в салоне красоты. Красивые пустоголовые куклы. Слишком высокостатусные, чтобы переспать с ними без последствий и слишком недалёкие, чтобы испытывать удовольствие от других способов совместного времяпрепровождения.

Но в досье на Уэнсдэй Аддамс внезапно обнаруживается кое-что занимательное.

Даже странное.

Двадцать три года, с отличием окончила Гарвард по литературному направлению, но стажироваться почему-то пошла на патологоанатома. И ничего больше.

Все подробности отсутствуют — на всякий случай переворачиваю листок, но с другой стороны тоже совершенно пусто. Остаётся только гадать, на кой черт сказочно богатой девчонке вдруг приспичило копаться в разлагающихся трупах.

Напрашивается лишь один логичный вывод. Вероятно, наследница Аддамсов банально не от мира сего — одна из тех зажатых заучек, что обычно скрывают за обложкой толстенной книги малопривлекательное блёклое личико.

Да, определённо. Потому людям отца и не удалось отыскать ни одной её фотографии.

Впрочем, так даже лучше.

И хоть я категорически не одобряю идею Винсента с захватом в заложники, я не могу отрицать очевидного — куда проще будет совладать с закомплексованной девчонкой, нежели с её явно нахальным младшим братом.

— Нам нужна она, — наконец заключаю я и двумя пальцами толкаю совсем коротенькое досье в сторону отца, восседающего во главе стола. — Одна.

Винсент прищуривается и удовлетворенно кивает. Гневный румянец слегка бледнеет, и пусть до нормального цвета лица отцу ещё далеко, но градус напряжения в кабинете ощутимо спадает. Просто потому что я сделал то, чего от меня все ждут — отдал чёткий приказ, как и полагается будущему боссу. Цепные псы получили команду, а их суровый хозяин не получил очередного повода для разочарования.

— Короццо, Гамбино, я поручаю это дело вам, — резюмирует Торп-старший, обводя пристальным взглядом всех присутствующих. — Даю ровно четыре недели и ни минутой больше. Чтобы по истечении этого срока девка Аддамсов была у нас в руках. Все свободны.

Деревянные стулья с кожаными спинками синхронно отодвигаются, и весь ближний круг одновременно поднимается на ноги. Обменявшись краткими рукопожатиями с отцом, приближённые по одному покидают кабинет.

Я намереваюсь последовать их примеру, подхватив со стола спасительную бутылку с холодной минералкой — планов на день особо нет, поэтому я собираюсь завалиться в постель и проспать до самого ужина. Проклятое похмелье всё ещё даёт о себе знать пульсирующей головной болью и неприятным ощущением в желудке. Черт бы побрал текилу и всех мексиканцев в целом.

Но отец как всегда имеет свое мнение касаемо того, как мне полагается проводить этот день.

И эту жизнь.

— Ксавье, задержись ненадолго, — конечно же, это не просьба. Приказ.

Проклятье.

С тяжёлым вздохом и нескрываемым недовольством опускаюсь обратно на стул.

— Что ты себе позволяешь? — кустистые отцовские брови снова сдвигаются на переносице, высокий лоб пересекает сетка глубоких мимических морщин.

— Конкретизируй, — я позволяю себе слишком много, чтобы сходу догадаться, к чему именно относится заданный вопрос.

— По какому праву ты дерзишь мне в присутствии моих друзей? — в голосе Винсента отчётливо звенит металл.

— Друзей? — я отвечаю ему неприкрытым сарказмом. — Ты, наверное, хотел сказать «в присутствии моих слуг»?