Одним из ее незыблемых жизненных правил было следующее: «Никому нет до тебя дела. Каждый думает только о себе, как и ты сама». Это нехитрое правило было особенно полезно помнить, оказавшись на светской тусовке. Оно, помимо всего, подразумевало, что никто за тобой не следит. Поэтому можно стоять в полном одиночестве и наблюдать за происходящим, и никому в голову не придет подумать, что у тебя жалкий вид. Да и сейчас ни одна душа не подумает, что перед ними Оливия-неудачница, не способная привлечь внимание противоположного пола, лишь потому, что она стоит там одна. Или, что еще хуже, вечная лузерша Рэйчел Пиксли. Никто ей не скажет: «Рэйчел Пиксли, недоучка, вылетевшая из средней школы в Уорксопе. Тебе не место в гостинице «Делано», отправляйся-ка в убогий номер в дешевой гостинице в Ноттингемском проезде».

Когда Рэйчел Пиксли была обыкновенной школьницей и жила с папой и мамой в Уорксопе, распивая чай в теплом уютном доме, она часто размышляла о том, как, наверное, прекрасно быть сиротой, подобно Дикарке Алоне из комиксов для девочек – как там они назывались, «Банти» или «Мэнди»? Скакать на лошади без седла по берегу моря, быть дикой и свободной… Долгое время после того, как случилась трагедия, она думала, что, наверное, это была божья кара за глупые детские фантазии.

Рэйчел было четырнадцать, когда мама, папа и братик погибли под колесами грузовика, переходя улицу по пешеходному переходу. Рэйчел в тот момент отстала, покупая леденцы и журнал, и все произошло прямо у нее на глазах. Заботу о девочке взяла на себя тетушка Моника – старая дева, которая держала множество кошек и дни напролет читала газеты, сидя в кресле в ночной рубашке и не выпуская из зубов сигарету. В ее квартире стоял непередаваемый затхлый запах, но, несмотря на то что она вечно была с ног до головы осыпана пеплом от сигарет и криво мазала губы какой-то немыслимого цвета помадой, выглядела она весьма недурно, а в молодости, наверное, была просто сногсшибательной красавицей. Тетя Моника когда-то училась в Кембридже и все еще превосходно играла на пианино – если только не была пьяна. Играть на пианино в нетрезвом состоянии – это все равно что садиться пьяным за руль, опасно для себя и окружающих. Оливия это твердо усвоила, пожив с тетушкой Моникой.

Еще в школе Рэйчел завела парня. Он был года на два старше ее и выглядел взрослее всех, кого она знала. Его отец работал ночным сторожем и явно не дружил с головой. Роксби нельзя было назвать красавцем, но он был весьма самостоятельным парнем и подрабатывал по ночам портье в «Ромео и Джульетте». А когда приходил домой – к тому времени Рэйчел жила с ним в комнатушке над китайской забегаловкой «Хао-Ва», – то садился за компьютер и вкладывал полученное жалованье в акции и ценные бумаги.

Рэйчел в те времена думала о деньгах как о чем-то, что зарабатываешь нелегким трудом, и их всегда не хватает, и сначала не слишком приветствовала идею о том, чтобы делать деньги из денег.

– За деньги счастье не купишь, – твердил ей отец, который работал не покладая рук, чтобы прокормить семью. – Если упорно трудиться, всегда быть честным и добрым, несчастья обойдут тебя стороной. – Но это его не спасло, он погиб под колесами грузовика. Так что Рэйчел ничего не оставалось, как только последовать примеру Роксби, и она подрабатывала по выходным в супермаркете «Моррисонс», а после школы – в вечернюю смену в магазинчике на углу, который держала семья пакистанцев. Все заработанные деньги она отдавала бойфренду, чтобы он вкладывал их для нее. Когда ей исполнилось шестнадцать, она получила деньги по отцовской страховке. Теперь у нее было целых двадцать тысяч фунтов, которые можно было выгодно вложить. Это было начало восьмидесятых, и Рэйчел была на пути к тому, чтобы стать если не состоятельной женщиной, то, по крайней мере, полностью самостоятельной и ни от кого не зависящей.