Как уже было отмечено, Киркегор характеризовал скуку как «корень всех грехов». Здесь он разделяет точку зрения средневековой теологии, где acedia рассматривалась как самый тяжкий грех, потому что порождала все остальные грехи.

Я постараюсь кратко охарактеризовать понятие acedia (или accidia), которое имеет сложную историю на протяжении более тысячи лет. Acedia берет свое робкое начало в античности, затем развивается в эпоху позднего средневековья, а в Ренессансе уже вытесняется понятием меланхолии116.

Описания acedia, которые нам известны из трудов христианских мыслителей эпохи поздней античности и средневековья, во многом согласуются с нашим представлением о скуке, с ее характерными чертами – безразличием и праздностью.

Есть и серьезные расхождения в толковании терминов. Acedia прежде всего – понятие моральное, в то время как понятие «скука» чаще используется для характеристики психологического состояния. Различие заключается также в том, что acedia считается уделом избранных, в то время как скука – явление массовое.

В древнегреческом языке есть слова – для обозначения понятия праздности (skhole, alys и argos) и для обозначения своего рода пресыщенности или равнодушия (например, koros). Но вряд ли какое-нибудь из этих понятий соответствует нашим представлениям о скуке. Akedia связано с kedos (беспокоиться о чем-либо плюс отрицательная приставка). Тем не менее понятие играет абсолютно маргинальную роль в раннем греческом мышлении, где описано состояние распада, которое может быть выражено как апатия и безразличие.

Благодаря в первую очередь христианским отшельникам, которые обитали недалеко от Александрии, в IV веке понятие получило более конкретное значение и стало обозначать состояние пресыщенности или усталости. Эвагриус Понтикус (приблизительно 345–399) трактует acedia как чувство демоническое. Полуденные демоны (daemon meridianus) – самые коварные из всех демонов и атакуют монахов прямо среди белого дня, и тогда начинает казаться, что солнце не подает признаков жизни. При этом теряются контуры предметов, они кажутся абсолютно безжизненными.

Демоны внушают монаху отвращение к тому месту, где он находится, и в конечном счете ко всей его жизни. Они вынуждают монаха вспомнить о жизни, которую он вел до того, как принял постриг, со всеми ее радостями, и искушают его сожалеть о выборе монашеской участи. Согласно Эвагриусу, тот, кто может противостоять acedia, проявляя стойкость и терпение, может также противостоять всем прочим грехам и затем будет вознагражден радостью. Тот, кто полон радости, не грешит, и, следовательно, acedia, если ее победить, может наставить на путь добродетели.

У Иоанна Кассиана (примерно 360–432) acedia воспринимается уже не как демоническое состояние, а скорее как отшельническая разновидность всеобщей печали. Он подчеркивает, что acedia приводит к другим грехам, тезис, который, кстати, активно дискутировался позже, в средние века. Собственно говоря, ведущее положение acedia среди грехов постулируется не только потому, что она порождает другие грехи, но также потому, что она подразумевает отречение и в конце концов внушает отвращение к Богу и его творению. Acedia находится в противоречии с радостью, которую человек должен испытывать по отношению к Богу и Его творению. Таким образом, она препятствует избавлению человека и обрекает его на вечную погибель.

Идея о том, что acedia может серьезно навредить человеку, сформулирована в седьмой песне «Божественной комедии». Данте поместил эту скуку accidiosi в нечистоты. В седьмой песне поется о том, что грешники наказаны за то, что предаются печали, вместо того, чтобы радоваться сиянию солнца. Кстати, эти строфы замечательный поэт Кристиан Мольбек перевел на датский язык в середине XIX века.:

Есть также люди; вздохи их, взлетев,

Пузырят воду на пространстве зримом,

Как подтверждает око, посмотрев.

Увязнув, шепчут: «В воздухе родимом.