– Ах! «Юнона»… Это был прекрасный фрегат, Том, – сказал сэр Эдвард со вздохом, – легкий на ходу, послушный рулю, стойкий в бою. Но полно об этом, не станем говорить о нем. Или нет, лучше станем вспоминать наш прекрасный фрегат. Он построен на моих глазах, от киля до брам-стеньги. «Юнона» была милая дочь… Теперь она как будто вышла замуж и покинула старика отца. Дай бог, чтобы муж хорошо с ней обходился: если с ней случится какое-нибудь несчастье, я буду всю жизнь об этом сожалеть. Пойдем пройдемся, Том.

И старик, не стараясь больше скрывать своих чувств, взял Тома под руку и пошел по лестнице, ведущей в сад.

Это был один из тех прелестных парков, которые другие народы переняли у англичан: тут были цветники, и купы деревьев, и тенистые аллеи. Кое-где можно было увидеть со вкусом выстроенные домики. У дверей одного из них сидел Сандерс. Сэр Эдвард пошел прямо к нему, управитель поспешил к нему навстречу.

– Очень рад, что вас вижу! – вскричал сэр Эдвард, пока Сандерс не успел еще и подойти. – Мне хотелось поблагодарить вас: вы, право, человек редкий. (Сандерс почтительно поклонился.) И если бы я знал, где отыскать вас, то давно бы к вам пришел.

– А я очень рад, ваше превосходительство, что вам вздумалось направиться в эту сторону, – сказал Сандерс, весьма довольный похвалами своего хозяина. – Вот дом, в котором я живу в ожидании ваших приказаний.

– Разве ваша квартира в замке не хороша?

– Напротив, я уже сорок лет живу здесь. Батюшка мой тут умер, а я здесь родился, но, может быть, вашему превосходительству будет угодно дать этому дому другое назначение?

– Покажите-ка мне ваш домик, – сказал сэр Эдвард.

Сандерс повел батюшку и Тома в свой коттедж. Приют достойного управителя состоял из небольшой кухни, столовой, спальни и кабинета, где в величайшем порядке были разложены все касающиеся имения бумаги. Везде была чистота, присущая чаще голландскому дому.

– Каково же ваше жалование? – спросил сэр Эдвард.

– Сто гиней, ваше превосходительство. Эта сумма была положена моему отцу самим покойным вашим батюшкой. Отец мой умер, и хотя мне было тогда только двадцать пять, но я получил и его место, и это жалованье. Впрочем, если вам кажется, что это слишком много, то я готов удовольствоваться и меньшей суммой.

– Совсем наоборот! – сказал сэр Эдвард. – С сегодняшнего дня я назначаю вам жалование в два раза выше. Кроме того, выберите себе в замке квартиру, какую вам угодно.

– Покорнейше благодарю, ваше превосходительство, – отвечал Сандерс, поклонившись. – Однако позвольте доложить вашему превосходительству, что такая значительная прибавка совсем не нужна. Я не трачу и половины того, что получаю, к тому же я не женат и копить мне не для кого. Что касается квартиры в замке… – прибавил он, запинаясь.

– Что же?.. – спросил сэр Эдвард, видя замешательство управителя.

– В этом отношении, как и во всяком другом, я готов исполнять вашу волю и перейду на другую квартиру, если вы прикажете, но…

– Но что же такое? Говорите.

– Но я привык к этому коттеджу, а он ко мне. Я знаю, какая вещь где лежит, стоит мне только протянуть руку, чтобы взять то, что мне нужно. Я здесь провел всю свою молодость – мебель стоит на тех самых местах, где я всегда ее видел. Вот у этого окна сидела всегда моя матушка в своем большом кресле, это ружье привесил над камином мой покойный батюшка, вот постель, на которой он отдал Богу душу. Я уверен, что дух его и теперь все еще присутствует здесь. Извините, ваше превосходительство, но мне показалось бы святотатством изменить что-нибудь вокруг себя. Однако если вы прикажете, то я изменю здесь все.

Сэр Эдвард отрицательно покачал головой.