Они направили лошадей к «Светлым ангелам» и, оставив их возле входа, вошли в полумрак таверны. Внимание их сразу привлекла группа людей, сидящих за одним столом. Спиной к ним сидел грек – пробор на его маслянисто-черных вьющихся волосах был словно проведен мелом по линейке. Шон перевел взгляд на двоих, сидящих напротив. Оба евреи, тут ошибки быть не должно, правда на этом сходство между ними кончалось. Тот, что помоложе, – тоненький, с гладкой, обтягивающей скулы смугловато-оливковой кожей, ярко-красными губами и мягким взором светло-карих глаз с длинными девичьими ресницами. Рядом с ним – человек с изначально слепленной, похоже, из воска фигурой, которую подержали рядом с жарким огнем. Плечи опущены так, что и на плечи-то не похожи, туловище как груша – и эта оплывшая конструкция, по-видимому, с большим трудом держит на себе огромную куполообразную, как башня Тадж-Махала, голову. Голову венчала прическа а-ля брат Тук[31], волосы не закрывали ушей. Но вот глаза – эти мерцающие желтоватые глаза – в них не было ничего забавного.

– Градски, – прошептал Дафф.

Выражение лица его мгновенно преобразилось. Сияя улыбкой, он направился к их столику:

– Здравствуй, Никки. А я думал, мы с тобой сегодня встречаемся.

Грек быстро повернулся к нему на стуле:

– Мистер Чарливуд, простите меня, я опоздал, меня задержали дела.

– Ну да, я вижу, лихих разбойников в наших лесах полно.

От Шона не укрылось, что краска хлынула в лицо Градски и тут же схлынула.

– Ну как, продал? – спросил Дафф.

Заметно нервничая, грек кивнул:

– Простите, мистер Чарливуд, но мистер Градски заплатил мою цену, причем наличными, и даже не торговался!

Дафф оглядел остальных сидящих за столом:

– Здравствуй, Норман. Как дочка?

На этот раз краска залила все лицо Градски. Он открыл было рот, пару раз щелкнул языком, потом снова закрыл.

Дафф улыбнулся и перевел взгляд на молодого еврея:

– Ну скажи хоть ты, Макс, вместо него.

Тот потупил светло-карие глаза.

– У дочери мистера Градски все хорошо, – сказал он, обращаясь к крышке стола.

– Слышал, сразу после моего не совсем добровольного отъезда из Кимберли она вышла замуж.

– Да, это верно.

– Вполне разумный шаг, Норман, уж куда разумней, чем твой приказ своим громилам вышвырнуть меня из города. С твоей стороны это был не очень добродетельный поступок.

Остальные продолжали молчать.

– Ну что ж… надо бы как-нибудь собраться всем вместе, посидеть, поболтать, вспомнить прошлое. А пока – счастливо ос-ос-ос-таваться.

И они отправились обратно к себе на шахту.

– Так у него есть дочь? – спросил Шон по дороге. – Если она похожа на него, тебе повезло, ты легко отделался.

– Нет, совсем не похожа. Она у него как спелая гроздь винограда, да еще в цвету.

– Трудно поверить.

– Вот и я говорю. Лично мне приходит в голову только одно: тут без Макса не обошлось.

– Серьезно? А кто такой этот Макс?

– Что-то вроде придворного шута. В общем, ходят слухи, что Градски высовывает, а Макс ему дрочит.

Шон засмеялся.

– Но я Градски не собираюсь недооценивать, – продолжал Дафф. – Заикание – единственная его слабая точка, но эту слабость Градски преодолевает тем, что за него говорит Макс. Зато мозг в этом громадном черепе работает быстро и безжалостно, как гильотина. Если он прибыл на прииск, жди событий, он начнет действовать, и нам придется пришпорить лошадей, чтобы не отстать от него.

– Уж если говорить о действиях, – сказал Шон после паузы, – если так получилось, что заявки грека уплыли от нас, а денежки остались, давай закажем новое оборудование и будем разрабатывать то, что у нас есть.

Дафф усмехнулся:

– На той неделе я отправил телеграмму в Лондон. К концу месяца у нас будет парочка новеньких агрегатов по десять дробилок в каждом.

– Черт возьми, почему мне ничего не сказал?