– Это не длится долго, – произнесла она, удивив его искренностью. – Это проходит, как и все остальное.

– Но ведь именно поэтому вы играете, правда? Даже несмотря на то, что вы при этом чувствуете себя неуютно.

Он увидел в ее глазах то самое любопытство, которое было запечатлено на лежавшей у него в кармане афише. Она чуть склонила голову набок, глаза ее блеснули:

– Мы с вами встречались раньше?

Он покачал головой:

– Меня зовут Дэниел.

– Вы студент? – поинтересовалась она, пытаясь понять, с кем имеет дело.

– Юрфак в Колумбийском.

– Юридический. А я бы подумала о поэзии. – Вдруг она перехватила взгляд дирижера, попрощавшегося с последним гостем. – Извините, мне нужно идти. Приятно было познакомиться.

Произнесла она это с оттенком сожаления, и он решился задержать ее вопросом:

– Когда вы в следующий раз будете играть?

Он снова увидел ее инстинктивное любопытство.

– У меня в мае выпускные.

Он кивнул:

– У меня тоже.

Она снова бросила взгляд на дирижера.

– Мне правда пора. У нас еще банкет.

– Ясно, – проронил он, чувствуя, что упускает свой шанс.

А потом она произнесла слова, которые изменили его жизнь:

– Я репетирую в Шапиро-холле. Может, как-нибудь там увидимся.

* * *

В рассеивающейся полутьме Дэниел взял ручку и начал писать ей письмо.

Дорогая моя В.! Похожа ли любовь на тело? Начинает ли она умирать в день своего рождения? Подобна ли она дыханию превосходства, которое ты ощущаешь, когда держишь в руках скрипку Биссолотти? Мимолетному, уносимому ветром?

Слова растекались по бумаге чернилами, небо постепенно светлело, наступал рассвет. Первые лучи застали его врасплох и ударили в глаза, когда он посмотрел на восток. Он сделал еще один глоток уже едва теплого кофе и стал смотреть, как солнце поднимается над далекими мачтами какого-то большого корабля. Наступление дня изменило его, подняло настроение. Он посмотрел на недописанное предложение и подумал: «Ей это не нужно».

Сложив исписанную бумагу, он спрятал ее в шкатулку. Потом достал чистые листы и начал заново, рассказывая жене о Квентине, о том, как они вместе лазали по камням на острове Ла-Диг, о перемене, за которой он наблюдал с того дня, когда они подняли паруса много месяцев назад. Он подписал письмо своим именем и вывел адрес на конверте. Оно будет идти до нее три недели. К тому времени они с Квентином уже достигнут Южной Африки. У нее был последний шанс присоединиться там к ним до того, как они начнут долгое плавание в Бразилию.

– Доброе утро, пап.

Квентин появился в люке сходного трапа. Широкие шорты, футболка, волнистые волосы, уже отросшие ниже плеч. Он начал отпускать их с тех пор, как повстречал Ариадну на юге Тихого океана. Австралийская девушка изменила его полностью, вплоть до того, что он опять стал называть себя Квентином, и это после того, как целый год предпочитал зваться Квентом. Восемнадцатилетний юноша постепенно превращался в мужчину.

– Я проверил погоду по «Пэсседж вэзэр», – сообщил Квентин, усаживаясь в рубке. – Устойчивые ветра с севера, от восьми до десяти узлов, волны меньше метра, и никакой тропической активности в прогнозе. Если поднять генакер, быстро доберемся.

– За десять дней, если выдержит, – ответил Дэниел. – Если нет, то дольше.

Квентин указал на письмо:

– Думаешь, она приедет?

– Может и приедет. – Дэниел говорил с надеждой, которой не ощущал.

Квентин положил рядом с конвертом открытку:

– Я ей тоже кое-что написал.

– Молодец, – сказал Дэниел. – Попрошу начальника порта их отправить.

– А ты слышал про военный корабль? – спросил Квентин. – Вчера вошел в порт с кучей сомалийских пиратов на борту. Здесь их будут допрашивать.

– Американский корабль? – заинтересовался Дэниел.

Квентин кивнул:

– «Геттисберг». Франсуа говорит, это крейсер.