– Привет, папочка, – сказала Зара, крепко обнимая своего отца и чувствуя, как внутри у нее все сжимается от страха и вины. Он отстранился, держа горячую сковороду подальше от себя. Она проигнорировала это и, взяв кувшин с холодным чаем, понесла в столовую, заметив при этом, что на столе все еще стоит открытый ноутбук отца, теперь перешедший в режим ожидания. Из столовой его видно не было. Рядом лежало удостоверение личности и маленькая черная записная книжка.

Если она быстро поест…

– Что сегодня в школе? – спросил отец, как спрашивал каждый день за ужином.

– У миссис Джеффрис грипп, поэтому математику заменял другой учитель. Мы играли.

Он улыбнулся и кивнул, а затем серьезно посмотрел на нее.

– К тебе больше не пристают те дети в автобусе? – Об этом он тоже спрашивал каждый день. Родителей беспокоило, что над ней издеваются. Они жили в многонациональном, многорасовом районе города, что сводило к минимуму шансы на проявление расизма, но не исключало его возможности. Никто нигде от этого не застрахован.

По ее лицу пробежала грусть, но, заметив это, она сразу же спохватилась и приняла беззаботный вид.

– Нет, папочка.

Но правда заключалась в том, что они все еще насмехались над ней, или шлепали по попе, или били по голове, когда входили и выходили из автобуса, особенно если она занимала место у прохода. Хотя благодаря разговору родителей с водителем самые плохие из них сидели теперь за восемь рядов от нее и издевались над другими детьми. Это сделало ее день немного спокойнее, но, честно говоря, не избавило от постоянной тревоги. Правда, родители ничего не могли изменить, поэтому и поднимать этот вопрос было бессмысленно. С этим нужно справляться самой.

Зара никогда никому не рассказывала, как это началось. Раньше она уже была мишенью и научилась прятать голову в песок. Она предпочитала сидеть у окна, скрючившись и приподняв колени к спинке сиденья перед собой, чтобы едва видеть окно. В таком положении ее в основном не замечали. Обычно во время поездки домой она читала, время от времени поглядывая в окно, чтобы узнать, где они едут, и просто вставала за несколько секунд до своей остановки и выпрыгивала из автобуса.

Но однажды ее ожидал сюрприз – первый менструальный период.

Зара даже не поняла, что случилось, пока не вернулась домой, правда, почувствовала, как ее штаны почему-то стали влажными. Она предположила, что из-за пота, ведь в автобусе стояла жара, а сиденья были изготовлены из искусственной кожи. Но это оказался не пот. По сиденью и по ее выцветшим джинсам расползлось красное пятно. Теперь дети постоянно предлагали ей тампоны, спрашивали, когда она покажет голую попу, или называли Кровавой Мэри. Она снова стала мишенью.

Ей и так было сложно вытерпеть рост груди, но это унижение было невыносимым. Она не разговаривала почти ни с кем, кроме родителей и друзей в Интернете. Казалось, все просто ждали, чтобы найти способ ее помучить.

Тело уже однажды ее предало. Зара не верила, что этого не повторится. Она чувствовала напряжение. В мышцах, челюсти, желудке. Настолько сильное, что иногда казалось, будто ее раздирает на части. Наверное, это чувство никогда не исчезнет.

Родители говорили, что в ее возрасте всем тяжело. В отличие от взрослых, дети не контролируют себя, но из подслушанных разговоров Зара догадалась, что и тем, кто стал старше, приходится иметь дело с этим мусором, просто все становится не таким очевидным.

И дело было не только в издевательствах. Ее друзья были капризны, своенравны и в то же время могли быть и жестокими. Если им выпадал шанс погулять с более популярными детьми, то Зара для них словно умирала. Возможно, это было так же просто, как цвет рубашки, которую она носила каждый день. Она подбирала не те слова, говорила не с теми людьми, признавалась, что любит то, что они считали идиотским. Казалось, в этом иногда не было никакой логики. Она просто пыталась пройти мимо.