Взоры всех присутствующих обратились к ней, и на их лицах она прочла горькую правду. Они пробовали – и неоднократно. Они совершили все ритуальные действия, свидетельницей которых она только что была. Они следовали по пути, намеченному бабушкой, как только могли. Атмосферу в кухне омрачило чувство глубокого разочарования, отразившегося в темных глазах сестер.

– Почему тогда вы продолжаете этим заниматься? – спросила Нанетт.

– Это наше наследство, – ответила Анн-Мари. – По праву рождения.

Изабель вздохнула:

– Мы думали, с тобой будет по-другому.

– Ты была нашей последней надеждой, – сказала Анн-Мари.

– Да, – согласилась Луизетт. – Но теперь наш род угаснет. Как иначе, у нас же только сыновья. Если и у тебя нет дара…

Ее глубокий голос надломился, и это доказательство эмоционального переживания потрясло Нанетт больше, чем все остальное.

– Вы надеялись, что кристалл отреагирует на меня.

Никто не ответил, но она поняла, что так и было. Они старались сделать все правильно: дождались нужного момента, сказали необходимые слова – все согласно традициям. Они были разочарованы в ней, и, как только Нанетт это осознала, трепет от первого проведенного в храме ритуала бесследно исчез.

Шли годы, сестры были непреклонны. Они праздновали все саббаты, пели, воздавали хвалу и иногда возносили мольбы Богине-матери. Анн-Мари освящала кусочки мыла, которое делала в кадке в сарае для стирки. Флеретт каждый сезон перечитывала гримуар от корки до корки в поисках рецептов на основе лекарственных трав, которые она хранила в разукрашенных баночках в кладовой. Но, несмотря на последнюю надежду, которую возлагали на Нанетт, кристалл оставался темным и безжизненным.

Однажды, это было после одного из малых саббатов, Флоранс сказала:

– Это наше наказание.

Ее сестра-близнец охнула, но Анн-Мари покачала головой:

– Я не верю в это.

Флоранс цокнула языком:

– Мы оставили ее там. Просто… закопали в землю без надлежащих ритуалов, которые бы облегчили ей путь.

– Она бы хотела, чтобы мы поступили именно так! – огрызнулась Луизетт. – Мы ничего не могли поделать.

– Да и от наших ритуалов толку мало, – заметила Изабель.

Возражать ей никто не стал.

* * *

Несмотря на запреты мужчин и угрозу в лице охотника на ведьм, сестры еще раз собрались вокруг алтаря в своем храме. Раскрыв магический кристалл Урсулы, они, по обыкновению, начали приготовления, но в воздухе чувствовалась тяжесть, а в их поведении – безысходность. У Флеретт глаза были на мокром месте. Флоранс стояла рядом с ней, как будто боялась, что сестра может не выдержать. Изабель водрузила напротив камня толстую белоснежную свечу, а Анн-Мари положила рядом приношение в виде засушенного чабреца и розмарина. Совершив окропление, Луизетт замерла, уставившись на темную поверхность камня с выражением лица настолько же твердым, как гранитные стены вокруг них. Остальные в ожидании начала обряда наблюдали за ней.

Затяжную ночную тишину нарушал лишь свист ветра на вершине горы. Нанетт вдыхала ароматы чабреца, розмарина и плавящегося воска свечи. Она закрыла глаза, успокоенная чувством привычности всего происходящего, защитой, которую давали стены пещеры, присутствием сестер, даже прочностью дремлющего кристалла в центре образованного ими круга. В этом уже была своеобразная магия, пришло ей в голову: в этом окружении, в этом ритуале, в их истории.

Луизетт по-прежнему молчала. Нанетт открыла глаза. Сестра продолжала неотрывно смотреть на камень, ее тонкие губы были плотно сжаты.

– Что-то не так? – прошептала Анн-Мари.

Луизетт покачала головой. Но не отрицательно, а как человек, который не может найти подходящих слов.

– Ты хочешь, чтобы кто-то из нас начал? – спросила Изабель.

Луизетт выдохнула и отбросила покрывало.

– Мы должны сделать что-то по-другому, – резко сказала она. – Что-то должно измениться, или для нас все потеряно.