– Pfft! Мужчины ничего не смыслят в нашем ремесле.

Держа сапоги в руках, Нанетт тихонько проследовала за сестрой по темному коридору и, миновав кухню, вышла на улицу. На крыльце уже ждали остальные, закутанные в платки и плащи так, что Нанетт едва могла их различить. Она сунула ноги в сапоги и схватила первый попавшийся плащ с вешалки. Кто-то – ей показалось, что это была Изабель, – сунул ей в руки шерстяной платок. Она обмотала его вокруг шеи, и сестры молча выскользнули через боковую калитку в сад.

Подъем на вершину горы, столь знакомый в дневном свете, ночью оказался опасным. Неверный свет звезд обманчиво искрился на камнях, которыми была выложена тропинка. Кусты ежевики вдоль дороги были почти невидимы, и, казалось, пытались сбить бредущих женщин с ног. Анн-Мари была во главе отряда, за ней шли близнецы. В середине с целой свечой и кувшином соленой воды в корзине шла Изабель. Нанетт, с трудом карабкаясь в гору, следовала за Луизетт. Уже через пару часов будут блеять козы, требуя, чтобы их подоили. Девушке хотелось заявить, что она не видит смысла в происходящем или что с этим можно было подождать до Самайна, но она держала такие мысли при себе. Если уж Луизетт что-то взбрело в голову, спорить – только напрасно сотрясать воздух.

Именно Луизетт нашла пещеру на вершине горы, когда они обосновались в Орчард-фарм. Пространство внутри было гулким, с узким входом, хорошо спрятанным посреди возвышающихся глыб шероховатого гранита. Сестры вымели перья, косточки и гальку, которыми был устлан пол, и приспособили трехфутовый сталагмит, который прорезался из самого центра пещеры, в качестве алтаря. Выступы в скале служили им полками, на которых хранились запасы. Кристалл Урсулы, накрытый домотканым куском полотна, покоился на алтаре.

Годами сестры отмечали саббаты в этой пещере, которую называли своим храмом. Они проводили ритуалы, которым научила их Урсула, в поиске лекарственных трав и рецептов зелий обращаясь за помощью к старинному гримуару. Они зажгли целую свечу, окропили место соленой водой и подожгли особые травы. На головах у них были церемониальные покрывала. Покачиваясь, женщины стали в круг вокруг магического кристалла.

Еще ни разу с тех пор, как ее посвятили в колдовство, Нанетт не замечала, чтобы кристалл хоть как-то отвечал ей. И сомневалась, что в этот раз что-то изменится.

2

Когда Нанетт была маленькой, она умоляла сестер позволить ей взобраться на вершину холма с ними. Каждый раз Луизетт отвечала: «Еще рано. Не сейчас», отказываясь давать какие-либо объяснения. Однажды Нанетт даже попробовала испросить разрешения у Клода, но тот лишь зарычал на нее, как собака на надоедливого котенка. Это был его единственный ответ.

В тот день Флеретт обрела дар речи, заявив: «Мужчинам не понять», и похлопала Нанетт по плечу, но объяснять тоже ничего не стала.

Время от времени Нанетт пристально разглядывала верхушку горы, раздумывая, осмелилась бы забраться туда по крутой тропинке, смогла бы в одиночку отыскать храм. Она полагала, что смогла бы, но была от рассвета до заката занята домашними хлопотами, или ходила на рынок, или служила переводчиком для семьи в беседах с кузнецом, старьевщиком либо людьми, которые приходили купить пони. Происходящее на вершине оставалось тайной, и когда ей исполнилось десять, двенадцать, четырнадцать лет. Но в день ее первого кровотечения Луизетт одарила сестру хищной улыбкой через кухонный стол.

– Aujourd’hui[13], – сказала она.

– Что сегодня? – жалобно спросила Нанетт.

У нее болел живот, а вид собственной темного цвета крови на одежде после утреннего пробуждения вызывал чувство тошноты. Флоранс снабдила ее куском домотканой ткани. Это было нестерпимо: ткань растирала кожу на ногах и цеплялась за юбку, когда Нанетт садилась.

Луизетт наклонилась вперед:

– Сегодня ты можешь пойти в храм.

Нанетт уставилась на нее:

– Aujourd’hui? Pourquoi?[14]