В эту минуту целых тридцать из них – здесь, прямо в ваших руках![2]

Пола Гуран

Июль 2015 г.

Неожиданные интерпретации сюжета «Белоснежки» в наши дни не новость, но рассказ «Румяна, как кровь», написанный Танит Ли в 1979-м, пожалуй, впервые так фундаментально развенчивает, переворачивает традиционный сюжет с ног на голову. Значительным новшеством было и скрещение волшебной сказки с клише из рассказов ужасов. А, прибегая к христианской мифологии, Ли перекликается с братьями Гримм, но выбивает из колеи любителей фэнтези, привыкших к более мирской символике. Рассказ был номинирован на премию «Небьюла» и на «Всемирную премию фэнтези».

Красна, как кровь

[3]

Прекрасная королева-ведьма распахнула резные костяные дверцы, закрывавшие волшебное зеркало. А сделано было то зеркало из темного золота – из темного золота точно того же цвета, что и локоны королевы-ведьмы, ниспадавшие на ее плечи и спину. Так вот, сделано было то зеркало из темного золота, и было оно очень древним – таким же древним, как и семь черных корявых карликовых деревьев, растущих за бледно-голубым стеклом окна.

– Speculum, speculum, – сказала волшебному зеркалу королева-ведьма. – Dei gratia.[4]

– Volente Deo. Audio, – ответило зеркало.[5]

– Зеркальце мое, – спросила королева-ведьма, – ответь: кого ты видишь?

– Вижу тебя, госпожа, – отвечало зеркало, – и всех в нашей земле. Кроме одного.

– Зеркало, зеркало, кого же ты не видишь?

– Не вижу одной только Бьянки.

Королева-ведьма осенила себя крестным знамением. Закрыв дверцы зеркала, она медленно подошла к окну и взглянула сквозь бледно-голубое стекло наружу, на древние карликовые деревца.

Четырнадцать лет тому назад здесь, у этого самого окна, стояла другая женщина, совсем не такая, как королева-ведьма. Волосы ее были черны и ниспадали вниз до самых щиколоток, а одета она была в багровое платье, перепоясанное высоко, под самой грудью, так как совсем скоро ей предстояло родить на свет дитя. Распахнув застекленные рамы, она выглянула в зимний сад, где съежились среди сугробов старые деревья. Взяв костяную иглу, она вонзила ее в палец и стряхнула на землю три яркие красные капли.

– Пусть будут у моей дочери, – заговорила женщина, – волосы – черные, как мои, черные, как эти кривые колдовские деревья. Пусть будет кожа ее, как моя – белой, как этот снег. И пусть будут губы ее, как мои – красны, как моя кровь.

Тут женщина улыбнулась и лизнула уколотый палец. Корона на ее голове сверкнула в сумерках, будто звезда. Она никогда не подходила к окну до сумерек, так как не любила день. Она-то и была первой королевой, и у нее не было зеркал – ни одного.

Вторая королева, королева-ведьма, обо всем этом знала. Знала, что первая королева умерла, рожая дочь. Гроб с ее телом отнесли в собор, прочли заупокойную мессу. Ходили вздорные слухи, будто под брызгами святой воды мертвая плоть задымилась. А еще считалось, что первая королева приносит королевству несчастья. Стоило ей появиться во дворце, всю страну охватил странный мор – опустошительная болезнь, от которой не было исцеления.

Минуло семь лет. Король женился на второй королеве, не похожей на первую в той же мере, в какой ладан не похож на смирну.

– А это моя дочь, – сказал король своей второй королеве.

Неподалеку стояла маленькая девочка почти семи лет от роду. Ее черные волосы ниспадали вниз до самых щиколоток, ее кожа была бела, как снег. На губах девочки, красных, как кровь, играла улыбка.

– Бьянка, – сказал король, – ты должна полюбить свою новую матушку.

Бьянка улыбнулась ослепительнее прежнего. Зубы ее блеснули, как острые костяные иглы.

– Идем, Бьянка, – сказала королева-ведьма. – Идем со мной. Я покажу тебе мое волшебное зеркало.

– Пожалуйста, мама, не надо, – тихонько ответила Бьянка. – Я не люблю зеркал.