– Она скромна, – пояснил король. – И очень нежна. Никогда не выходит из дворца днем. Солнечные лучи причиняют ей боль.

В ту же ночь королева-ведьма распахнула дверцы волшебного зеркала.

– Зеркальце мое, кого ты видишь?

– Вижу тебя, госпожа, и всех в нашей земле. Кроме одного.

– Зеркало, зеркало, кого же ты не видишь?

– Не вижу одной только Бьянки.

Тогда вторая королева подарила Бьянке крохотное распятие из филигранного золота. Но Бьянка не приняла подарка. Она побежала к отцу и зашептала:

– Боюсь, мне не нравится вспоминать, что Господь наш умер в муках на кресте. Она хочет меня напугать. Вели ей убрать это.

Тогда вторая королева вырастила в саду дикие белые розы и пригласила Бьянку прогуляться после заката, чтобы взглянуть на них. Но Бьянка отпрянула прочь.

– Шипы непременно уколют меня, – зашептала она отцу. – Она хочет мне зла.

Шли годы, Бьянке исполнилось двенадцать, и королева-ведьма сказала королю:

– Бьянке нужно пройти конфирмацию, чтобы она могла ходить с нами к причастию.

– Это невозможно, – отвечал король. – Скажу тебе: она даже не крещена, такова была последняя воля моей прежней жены. Она молила не делать этого, ибо ее вера отлична от нашей. Как же не уважить последнюю волю покойной?

– Но разве тебе не хотелось бы получить благословение церкви? – спросила Бьянку королева-ведьма. – Преклонить колени у золотого ограждения перед мраморным алтарем? Пропеть хвалу Господу, отведать пресуществленного хлеба, глотнуть пресуществленного вина?

– Она хочет, чтоб я предала свою родную мать, – сказала Бьянка королю. – Когда же она прекратит меня мучить?

В тот день, когда Бьянке исполнилось тринадцать, она поднялась с постели и увидела на простынях пятно – красное-красное, будто роза.

– Теперь ты стала женщиной, – сказала ей нянюшка.

– Да, – откликнулась Бьянка.

И подошла она к ларцу с драгоценностями родной матери, и вынула из него материнскую корону, и водрузила ее на голову.

И когда она шла в сумерках под древними черными деревьями, корона сверкала, будто звезда.

И опустошительная хворь, не тревожившая земли королевства вот уж тринадцать лет, внезапно вспыхнула снова, и исцеления от нее не было.

Королева-ведьма сидела в высоком кресле у окна, забранного бледно-зеленым и темно-белым стеклом, а в руках держала Библию в переплете из розового шелка.

– Ваше величество? – с низким поклоном сказал охотник.

То был человек лет сорока – сильный, приятный на вид, искушенный и в тайнах леса, и в оккультных знаниях земли. И убивал он без колебаний – таково уж было его ремесло. Убивал и хрупких, стройных оленей, и лунокрылых птиц, и пушистых зайцев с печальным всепонимающим взглядом. Да, он жалел их, но, жалея, убивал. Жалость не могла помешать ему. Таково уж было его ремесло.

– Посмотри в сад, – сказала королева-ведьма.

Выглянул охотник в сад сквозь темно-белое стекло. Солнце уже село за горизонт, и под деревьями гуляла девушка.

– Там принцесса Бьянка, – сказал охотник.

– А еще что? – спросила королева-ведьма.

Охотник перекрестился.

– Сохрани меня Господь, владычица, не скажу.

– Но знаешь?

– Кто же этого не знает?

– Король не знает.

– Или знает слишком хорошо.

– Ты человек храбрый? – спросила королева-ведьма.

– Летом я охочусь на диких вепрей. Зимой истребляю волков.

– Но достаточно ли ты храбр?..

– Если таков будет ваш приказ, госпожа, – отвечал охотник, – я постараюсь.

Королева-ведьма, не глядя, открыла Библию. Внутри оказалось плоское серебряное распятие, указывавшее на слова: «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень».

Охотник поцеловал распятие, надел его на шею и спрятал на грудь, под рубашку.

– Подойди ближе, – велела королева-ведьма, – и я объясню, что тебе нужно будет сказать.