И вот, как только зажглись в небе звезды, вышел охотник в сад. Подошел он к Бьянке, стоявшей под кривым карликовым деревом, и встал на колени.

– Принцесса, – сказал он, – прошу прощения, но я пришел с дурной вестью.

– Рассказывай же, – велела девочка, играя длинным бледным стеблем сорванного ночного цветка.

– Ваша мачеха, эта треклятая завистливая ведьма, задумала погубить вас. Помочь тут ничем нельзя, но вы должны бежать из дворца – сейчас, этой же ночью. Если позволите, я отведу вас в лес. Там – те, кто позаботится о вас, пока опасность не минует и вы не сможете вернуться домой.

Бьянка не сводила с него глаз, но взгляд ее был мягок, доверчив.

– Что ж, я пойду с тобой, – сказала она.

Потайным путем – подземным ходом – вышли они из сада, прошли сквозь густую рощу диких яблонь, и двинулись по разбитой дороге среди огромных кустов.

В ночи, дышащей темной, искристой синевой, дошли они до леса. Ветви деревьев сомкнулись над их головами, будто огромный оконный переплет. Сквозь них, точно за синим стеклом, тускло мерцало небо.

– Я устала, – вздохнула Бьянка. – Можно мне чуточку отдохнуть?

– Конечно, – ответил охотник. – Вон там, на полянке, по ночам собираются поиграть лисы. Смотрите туда и непременно увидите их.

– Как ты умен, – сказала Бьянка. – И как мил на вид.

Усевшись в траву, она устремила взгляд в сторону поляны.

Охотник беззвучно вытащил нож, спрятал его в складках плаща и встал над девушкой.

– Что такое ты шепчешь? – спросил он, опуская руку на ее волосы – черные, как черное дерево.

– Всего лишь стишок, которому научила меня матушка.

Тогда схватил ее охотник за волосы, запрокинул ей голову и занес нож над ее белым горлышком. Но удара не последовало – ведь в руке его оказались золотистые кудри королевы-ведьмы, а смеющееся лицо, обращенное к нему, было ее лицом!

Захохотав, королева-ведьма обняла его и сказала:

– О, добрый человек, о, милый мой, все это было лишь испытанием! Разве я не ведьма? И разве ты не любишь меня?

Охотник затрепетал. Он и вправду любил королеву-ведьму, а она прижалась к нему так крепко, что ему почудилось, будто ее сердце бьется в его груди.

– Спрячь нож. А дурацкое распятие выброси. Все это нам ни к чему. Король и вполовину не так хорош, как ты.

Послушался ее охотник и отшвырнул и нож, и распятие далеко-далеко, под корни деревьев. Привлек он королеву к себе, а она припала лицом к его шее, и боль ее поцелуя была последним, что он почувствовал на этом свете.

На ту пору небо стало черным-черно, а лес – еще чернее. Лисы так и не пришли поиграть на полянке. Взошла луна, и ее бледный луч, пронизав полог леса, блеснул в пустых, мертвых глазах охотника. Бьянка утерла губки увядшим цветком.

– Семеро спят, семеро – нет, – сказала Бьянка. – Дерево к дереву. Кровь к крови. А вы – ко мне.

В ответ на эти слова вдалеке, за деревьями, за разбитой дорогой, за яблоневой рощей, за подземным ходом, раздался громкий треск – один, другой, третий, четвертый, пятый, шестой, седьмой. За ним последовал грохот – точно тяжкие шаги семи огромных ног. Ближе. Ближе…

Хоп, хоп, хоп, хоп. Хоп, хоп, хоп.

От семи тяжелых, глухих ударов содрогнулась яблоневая роща.

Семь черных пятен скользнули вдоль разбитой дороги среди высоких кустов.

Зашуршали ветки, затрещали сучья.

Из лесу на полянку вышли семеро – семь жутких, уродливых, согбенных, низкорослых тварей. Черный, как черное дерево, мох шкур, черные, как черное дерево, безволосые маски лиц. Глаза – точно блестящие щелки, пасти – точно сырые пещеры. Бороды из лишайника. Пальцы – кривые сучки. Оскалились. Преклонили колени. Припали лицом к земле.

– Приветствую вас, – сказала Бьянка.

Тем временем королева-ведьма подошла к окну цвета разбавленного вина и взглянула в волшебное зеркало.

– Зеркальце мое, кого ты видишь?