В кабельтове от корабля он заметил в небе блеск крыльев, ловящих первые лучи восходящего солнца: с берега летела стая бакланов — белоснежные грудки, черные с желтым головы. Первая птица снизилась и взяла чуть в сторону, нарушив общий строй; повернув голову, она всматривалась в темную воду. Хэл увидел на поверхности волнение, блеск чешуи и кипение: к свету поднимался косяк рыб. Птица сложила крылья и устремилась вниз, а следом за ней и все остальные начали нырять, от чего темная вода покрылась пеной.

Вскоре море побелело от роящихся птиц и серебристых анчоусов, которых те глотали. Хэл отвел взгляд и осмотрел горизонт.

Сердце его дрогнуло: всего лигой восточнее он увидел высокие мачты корабля с квадратными парусами. Он уже набрал в грудь воздуху и открыл рот, чтобы оповестить ют, но вдруг узнал корабль. Это была «Морейская чайка»[1], а не голландец из Вест-Индии. Корабль находился далеко от своей позиции, и Хэл удивился.

«Морейская чайка» — второе главное судно заградительной группы. Канюку (таково прозвище ее капитана) положено ждать вне пределов видимости, за восточным горизонтом. Хэл перегнулся через край своего гнезда и посмотрел вниз, на палубу. Отец, подбоченясь, глядел наверх, на него.

Хэл крикнул на ют:

— «Чайка» с наветренной стороны, — и отец тотчас повернулся на восток. Сэр Фрэнсис едва разобрал очертания корабля Канюка, черные на фоне темного неба, и поднес к глазам длинную тонкую подзорную трубу. Хэл увидел, как отец гневно расправил плечи, сложил трубу и откинул назад волосы.

Прежде чем рассветет, капитаны кораблей смогут поговорить. Хэл улыбнулся сам себе. Сэр Фрэнсис с его железной волей и острым языком, со своими кулаками и оружием вселял ужас во всех, на кого обрушивался, и даже другие рыцари ордена, братья-навигаторы, косились на него с опаской и уважением. Хэл радовался, что сегодня гнев отца обращен не на него, а на другого.

Юноша посмотрел за «Морейскую чайку», на горизонт, быстро расширявшийся с наступлением утра. Острому глазу не нужна была подзорная труба, к тому же на борту всего один такой дорогостоящий инструмент. Хэл разглядел и другие паруса — в точности там, где им следовало находиться. Они казались светлыми пятнами на фоне более темного моря. Два полубаркаса были такой же частью флотилии, как две бусины — частью ожерелья, раскинувшегося на пятнадцать лиг по обе стороны от «Леди Эдвины». Это элементы сети, которую отец поставил на голландца.

Полубаркасы — открытые суденышки, на палубе каждого — дюжина вооруженных людей. Когда в этих кораблях нет необходимости, их можно разобрать и спрятать в трюм «Леди Эдвины». Сэр Фрэнсис регулярно меняет на них людей, потому что ни выносливые жители западного графства, ни даже бывшие рабы, из которых состоит большая часть экипажа, не способны подолгу оставаться на борту в боевой готовности.

Наконец день полностью вступил в свои права, с восточной стороны над океаном поднялось солнце. Хэл взглянул на огненную дорожку, бегущую по воде, и мигом приуныл: океан по-прежнему пуст, никаких чужих парусов. Как и все предыдущие шестьдесят пять рассветов. Голландца не видно.

Тогда юноша посмотрел на север, на землю, похожую на гигантского каменного сфинкса, темного и непостижимого, затаившегося на горизонте. Мыс Игольный, самая южная точка африканского материка.

— Африка!

Звучание этого загадочного слова, вырвавшегося из уст Хэла, вызвало мурашки и заставило густые волосы встать на затылке дыбом.

— Африка!

Неведомая, не нанесенная на карты земля драконов и иных чудовищ — пожирателей человеческой плоти, земля темнокожих дикарей, которые тоже едят людей, а кости несчастных носят как украшение.

— Африка!

Земля золота и слоновой кости, рабов и всяких сокровищ, ждущих человека, которому достанет смелости взять их, несмотря на опасности. Хэл чувствовал, что его одновременно пугает и притягивает это название, таящее угрозу и вызов.