Но еще хуже этих досадных неточностей то, что фильм на удивление вяло отражает отношение героев к рабству. В одном эпизоде, правда, показана борьба кавалерии с Джоном Брауном в «кровавом» (цитирую фильм) Канзасе, но сами Стюарт и Кастер хором заявляют, что эту важнейшую проблему должны решать «другие». Сами они «просто выполняют приказы» и как бы не имеют собственного мнения по государственным вопросам.

Впрочем, не по всем. В какой-то момент Кастер мягко высказывается в пользу позиции одного аболициониста. Но тут же подвергается осуждению и по воле сценария вынужден с глупой улыбкой сказать: «Извините».

Я намеренно вспомнил этот фильм, говоря о достоверности. Поскольку романы, как и сценарии, пишут люди, а не машины, то искажение любой части прошлого почти всегда является результатом по меньшей мере нескольких невольных ошибок. Но эти невольные ошибки не имеют ничего общего с грубым извращением фактов, предпринятым один Бог знает по каким причинам авторами многих романов и еще чаще – авторами известных фильмов. Такие приемы я называю «историей для светских салонов». Надеюсь, в моей книге читатели такого не найдут.

Справедливости ради нужно отметить, что в переписывании истории виноваты не только кинопродюсеры. Людям свойственно создавать мифы о прошлом. К примеру, нынешний образ Линкольна рисует нам неизменно спокойного и уверенного в себе идеалиста и гуманиста, а не полного сомнений, подверженного вечным депрессиям, ненавидимого многими политического прагматика, вознесенного к власти необходимостью и собственной совестью. Ли в наших представлениях – великодушный герой верхом на белом коне, а вовсе не человек, склонный к подозрительности, который своими зачастую весьма спорными решениями заслужил в собственной армии прозвища Бабуля и Удирающий Ли.

Мифологизируются не только отдельные люди, но и сама война. Возможно, «эффект светских салонов», отказ большинства серьезных историков (хотя есть и прекрасные исключения, такие как ныне покойный Белл Вайли) от личных суждений, а также вполне естественная человеческая склонность предпочитать красивую обертку мрачному содержанию – все это вместе накладывает на войну некую романтическую патину. Примерно первые три месяца ореол романтики действительно окружал ее, но потом наступил ужас, который со временем только нарастал.

И все же романтический флер побеждает.

Хотя фильм «Унесенные ветром» по праву заслужил все восторги и свою славу, причина такого успеха вовсе не в достоверном отображении истории, а в романтическом сюжете. Выхолощенные картины сражений попали в окончательный монтаж лишь в качестве коротких эпизодов, а то и просто сопровождают титры. Пожар в Атланте снят грандиозно, но о личных трагедиях, которые он повлек, сказано вскользь. Вопрос рабства вообще ни разу не поднимается в фильме – негры, живущие в Таре, счастливы, милы и, очевидно, всем довольны. И несмотря на несколько сцен в госпиталях, подлинные страдания так и не отображены, за исключением знаменитой сцены на вокзале, когда камера поднимается выше и выше, чтобы с беспощадной силой показывать все больше и больше искалеченных мужчин.

Быть может, несправедливо судить о любом классическом произведении по стандартам, отличным от тех, которые существовали во времена его создания. Но с другой стороны, большинство социальных идей Чарльза Диккенса актуальны и сегодня. Чего нет в «Унесенных ветром».

В 1939 году белые американцы считали совершенно нормальным, что Баттерфлай Маккуин и Хэтти Макдэниел выглядят умилительно в роли рабынь, как и то, что Мантан Морлэнд создает стереотипные образы вокзальных носильщиков и прочей обслуги в фильмах Чарли Чена; чернокожий актер, который обычно требовался для комического образа трусливого негра, должен был трястись, как заяц, выпучивать глаза и произносить запоминающиеся фразочки вроде знаменитой «Эй, ноженьки, не подведите меня!».