– Нет, все в порядке, – сказала она, постаралась сказать легко, чтобы он почувствовал: его излишняя серьезность была неуместной. – Послушай, я тебя и чаем не напоила, а мне уже пора. Назначена встреча.

– Придешь потом в кафе?

– Сегодня вряд ли. Вернее, какое-то время я там не появлюсь. Подруга пригласила меня пожить у нее до конца весенних каникул.

Это не было совсем уж неправдой. Накануне под конец ужина Хайра сказала: «Ты бы могла поселиться у меня в гостевой комнате на недельку, если здесь тебе легче. Не стоит страдать в одиночестве».

– Но тогда мы больше не увидимся. Я через пару дней уезжаю. Новости живут недолго, прожектор уже сместился с моего отца. И, по правде говоря, мне кажется, я лишаю бабушку и деда их обычной светской жизни.

– Ну что ж, рада, что мы успели объясниться, – сказала она, держась очень прямо, напрягая спину.

– И я тоже. Ладно. Всего доброго. Спасибо, мне было очень приятно каждое утро пить с тобой кофе.

Он шагнул вперед и чуть неуклюже протянул обе руки. А дальше – не совсем объятия, два тела ударились друг о друга и тут же отпрянули. Эймон улыбнулся, откинул с лица волосы жестом, который уже казался ей столь же знакомым, как привычки людей, рядом с которыми она росла. Его пальцы коснулись дверной ручки, и тут он остановился.

– Исма…

– Да? – остатки надежды еще курсировали по ее венам.

Он взял с кухонной стойки пухлый сверток, набитый M&M’s. Соседи вечно подшучивали над любовью тетушки Насим к американским сладостям, приобретенной после поездки за океан в восьмидесятых.

– Это же та самая бандероль, что была при тебе в кафе на прошлой неделе? Разве ты не собиралась отнести ее на почту?

– Все забываю, – сказала она.

Он сунул бандероль под мышку.

– Отправлю из Лондона.

– Да не надо.

– Мне это нетрудно. И так будет дешевле и быстрее.

– Ну хорошо. Спасибо.

– Пока, сестренка! – подмигнул он, вышел и закрыл за собой дверь.

Она выбежала на балкон. Через несколько мгновений он вышел на улицу, распрямив плечи, словно сбросив груз разговора, общения с ней. Он двинулся прочь, не оглядываясь, широкими, свободными шагами.

Исма опустилась на колени на пыльный балконный пол и заплакала.

Эймон

3

Высоко над замершей без движения Северной Окружной скользил каяк, две утки гребли в кильватере. Эймон остановился на дорожке, тянувшейся вдоль канала, глянул через ограждение. Сплошное загромождение машин в обе стороны. Столько лет, застревая внизу, в пробках, он принимал этот акведук за один из множества мостов, не догадываясь, что над головой у него проплывали малые суда и водяные птицы. И так всегда: еще и еще Лондоны внутри Лондона. Он забил в телефон «канал над Северной Окружной», и выкатилась хроника с бомбой, заложенной на этом мосту ИРА в 1939 году. Как только диктор принялся излагать последствия, какие могли бы наступить, будь мост взорван, Эймон посреди фразы нажал «стоп» и поспешил прочь.