– Суду неприятно узнать, что мистер де Ежевичный не имеет законного права здесь выступать, – сказала она, – и, поскольку он все-таки явился сюда в качестве адвоката защиты, я заявляю о неуважении к суду и назначаю ему штраф размером в один фунт, который должен быть оплачен до конца этого дня. Что касается его просьбы стать другом Маккензи, я не вижу причин отказывать ему в этом. Напротив, мы обязаны это допустить. Я также должна предупредить сторону обвинения, что я приняла к сведению замечания мистера де Ежевичного, и суд наведет справки. Если его жалоба окажется оправданной, я намереваюсь выдвинуть обвинения против всех, кто пытался воспрепятствовать правосудию. Вы меня поняли?

– Да, ваша честь, – сказал представитель обвинения.

– Хорошо, – сказала она. – Мистер де Ежевичный? Пожалуйста, продолжайте.

Лэнс прочистил горло и подытожил уже сказанное: что я дал признание под давлением и угрозами – это было очевидно из-за отсутствия у меня больших пальцев, – и что я находился в доме Кроликов, чтобы поохотиться на лисиц.

– Да, действительно, – сказал старший прокурор, – любопытный вопрос лисьей охоты. Не потрудится ли защита предоставить суду доказательства этому смехотворному утверждению, учитывая, что в доме не было ни лошадей, ни собак?

На этот раз никто не смеялся, и Лэнс вытащил из папки несколько фотографий.

– Прошу суд обратить внимание на фотографии места преступления номер 8, 17, 34, 26 и 38. На всех них можно отчетливо видеть сову. Я также хотел бы обратить ваше внимание на фотографию 78, сделанную следующим утром, на которой виден сгоревший дом мистера Нокса, а также отчетливо виден вольер. Еще у меня имеется подписанный чек, представленный в качестве второго доказательства защиты, который показывает, что данный вольер был доставлен мистеру Ноксу за неделю до происшествия.

Он остановился, чтобы сделать глоток воды.

– В законе 2004 года «Об охоте» ясно сказано, что для загона лисицы можно использовать хищную птицу. Хищная птица, принесенная самим мистером Ноксом, присутствовала в Хемлок Тауэрс, когда мистер Нокс занимался вполне законным делом – уничтожал вредителей. Я снова прошу суд снять с моего подзащитного все обвинения и отпустить его на свободу.

– Этих снимков не было в заявленных перед заседанием доказательствах, – сказал представитель обвинения, – что говорит о вопиющем нарушении процессуальных норм.

– Согласна, – сказала судья. – Я снова вменяю мистеру де Ежевичному неуважение к суду и увеличиваю его штраф на еще один фунт. Что же касается снятия обвинений с мистера Нокса, я нахожу аргументы мистера де Ежевичного вескими, и, учитывая неоднозначный таксономический статус мистера Ллисъа, я больше не вижу достаточных оснований полагать, что мистер Ллисъ в момент убийства был человеком. На основании этого я снимаю обвинения в убийстве. Касаемо обвинений в «интимной связи», я нахожу, что признание мистера Нокса, в свете нападения на него в тюрьме, нужно считать сомнительным, и потому оно не может быть признано судом. Без него я не вижу оснований для обвинения и потому снимаю его тоже.

Среди людей в зале пронесся коллективный вздох недовольства, а кролики разразились троекратным «ура». Следующие слова судьи были адресованы Лэнсу.

– Мистер де Ежевичный, на сегодняшнем заседании я была так же впечатлена вашими способностями, как и разочарована попытками стороны обвинения подорвать верховенство закона. Предупреждаю вас, мистер де Ежевичный, что в будущем вам не стоит подавать о себе ложные сведения, поскольку другие судьи могут оказаться не столь снисходительны. Считайте это формальным выговором. Мистер Нокс, вы свободны и можете идти.

Судья после этого встала, встали и присутствующие, и через десять минут я уже моргал, стоя на ступенях снаружи суда.