Усевшись в седло, Мишка направил коня к булочной. Выезжая из дому, он прихватил с собой немного гостинцев в виде горшочка с коровьим маслом, красной икрой и копчёным глухарём. А сейчас хотел добавить к тому ещё немного сладостей, до которых урядник был весьма охоч. А заодно набрать гостинцев и для своей женской половины. Привязав Монгола к коновязи, он вошёл в одуряющие запахи лавки и, с улыбкой поздоровавшись с хозяйкой, предался греху чревоугодия.

Нагрузившись кульками и пакетами, он завернул свою часть покупок в мешок из овчинной шкуры и отправился к уряднику на дом. Встретила его невысокая, с широкой костью женщина, супруга урядника. С ходу узнав парня, она молча посторонилась и, дождавшись, когда он снимет верхнюю одежду, рукой указала в нужную сторону. Войдя, Мишка невольно поморщился. В комнате стоял спертый запах и было жарко натоплено.

Увидев Мишку, толстяк бледно улыбнулся и сделал попытку приподняться. Быстро подойдя к постели, парень пожал протянутую руку и принялся выкладывать на тумбочку гостинцы, попутно поясняя, где что лежит. Услышав, что он не поленился заехать в булочную, урядник благодарно улыбнулся и, вздохнув, устало сказал:

– Видишь, как бывает, Миша. Тебя винил, а настоящих бандитов упустил.

– Не упустили, дядя Николай. Нет их больше, – отмахнулся парень.

– Мне-то не ври, – скривился урядник. – Весь барабан выпустил, и не попал. Позорище, а не полицейский.

– Вы их наследить заставили. А утром я по тому следу и прошёл. Так что нет их больше, – твёрдо повторил Мишка, глядя ему в глаза.

– Неужто догнал? – вскинулся толстяк.

– Догнал. Ещё и контрразведчика нашего порадовал. Письмо у них было. От кого кому не скажу. Не читал, но судя по тому, как Владимир Алексеевич забегал, дело серьёзное.

Вошедшая супруга урядника принялась прибирать гостинцы, но, не удержавшись, вдруг спросила, глядя Мишке в глаза:

– А ты чего сорвался-то? Небось награду объявили?

– Не было награды, Степанида Фёдоровна, – выпрямившись в полный рост, ответил Мишка, отвечая ей не менее тяжёлым взглядом. – Да только я добро помнить умею. Мне Николай Аристархович в тяжёлые времена помощь оказал, не дал сгинуть. Вот и пошел, чтобы отомстить.

– А что ж тогда на службу не вернулся? – фыркнула женщина.

– Степанида! – рявкнул урядник так, что стёкла задребезжали. – Не твоего ума дело. Место своё знай. С лучшим охотником говоришь, а не с голью перекатной.

– Так он же бросил тебя, Коленька, – жалостливо запричитала супруга, но толстяк не дал ей закончить, зарычав в ответ:

– Я сказал, рот закрой. Сказано, не твоё дело. Там не всё так просто было. Ты меньше баб на базаре слушай. А что там на самом деле было, только мы знаем. И то, что он сюда меня проведать пришёл, само за себя говорит. Так что замолчь и марш самовар ставить. Совсем распустилась.

Вжав голову в плечи и бормоча себе под нос что-то неразборчивое, Степанида унесла гостинцы, и вскоре от крыльца потянуло дымком. Урядник, проводив жену сердитым взглядом, расправил усы и, вздохнув, проворчал:

– Прости её, Миша. Дура баба. Наслушалась слухов, вот и несёт незнамо чего.

– Господь с вами, дядя Николай, – отмахнулся Мишка. – Я не в обиде. Главное, что дело сделано. И место, с которого в купца стреляли, я сегодня нашёл. Контрразведчик упросил. В общем, поправляйтесь спокойно. Некому боле безобразия чинить.

– Миша, неужто ты и вправду кинулся за меня мстить? – помолчав, тихо спросил урядник.

– Правда, дядя Николай. Говорил уж, я добро помню.

– Спаси Христос, Миша. Спаси Христос, сынок. Век не забуду, – прошептал толстяк, пряча подозрительно блеснувшие глаза. – Своего сына Господь не дал, так хоть названый не забыл.

– Дядя Николай, да будет вам, – принялся успокаивать его Мишка. – Вот встанете, может, ещё чего с вами придумаем, чтобы бандитам жизнь мёдом не казалась.