Сидел за тёмным дубовым столом Рюрик. Сжались до хруста костей могучие кулаки, натянулась, побелев на костяшках, задубелая кожа. Нахмурился, посмотрел пронзительным взглядом в лицо каждого сидящего. Задержался на милых чертах родного лица Ефанды, бледного до синевы от переживаний за мужа. Сидят вокруг только родичи да друзья верные. Дрогнуло лицо князя, расслабились, сжатые до скрежета, зубы. Посмотрел на Вольга:

– Прав и мудр был ты, когда отговаривал меня на Псков идти. Не по зубам он нам, да и не враг мне Трувор, как оказалось. Говорил я с ним, да с Синеусом. Оба они там сидят – друг за друга крепко стоят… Перед возвращением посмотрел я на город – немного видел, но выводы сделал, да с братьями переговорил. Понял, что ошибся сильно – послушал бояр новгородских, которые мне все уши прожужжали, на них лжу наговаривая. И что зло они против меня умышляют – так же поверил. Нет ничего такого – не хотят воевать супротив меня оба. Иначе не сидел бы я тут – там и лёг бы.

Помолчал немного, собираясь с мыслями:

– Пришли мы под стены псковские, встали лагерем. Что можно сразу сказать? Много мы с вами видели разных крепостей и городов, но такой твердыни мне ещё не попадалось. Уверен очень в своих силах Трувор. Не мы ему, а он нам ультиматум выдвинул. Или уходить нам по добру, или все тут и поляжем. Думать стали, хотя, что тут думать – не взять нам этих стен никак. А ночью в моём лагере раскол вышел. Половина бояр за спиной с варягами сговорились да на меня кинулись. Если бы не дружина и ополчение – порубили бы нас там. Насилу отбились… Встали на два лагеря друг против друга. Только прознали изменники, что Синеус с дружиной в Пскове сидит, и решили на Старую Ладогу напасть. Быстро по своим драккарам и лодиям расселись, и двинулись в поход. Я к брату поскакал упредить о вероломстве, и там удивился сильно. Река полностью с башен простреливается скорпионами. Ополовинили уходящее войско со стен псковичи. А если бы по мне стали стрелять, когда мои лодьи под стенами проходили?

– Прости, княже. Нам нападения ожидать? – прогудел Добронег.

– Нет. Погоди, расскажу далее. За ушедшими варягами в погоню пошли боярин псковский Владимир и брат мой Синеус, на четырех лодиях. И уверены были, что побьют все драккары. Ещё и потешались над удирающими. А Трувор, услышав, что ухожу я домой, послал вслед нам малую свою дружину. Чтоб от грабежей охранили поселения. Так и шли мы, сопровождаемые псковскими воинами. Ещё сказал Трувор – буде понадобятся они мне для наведения порядка в Новогороде, так я могу на них опереться. И ещё одно. Уже на подходе к посадам новгородским, увидел я в толпе посадских псковского боярина Владимира с сотником своим. Значит, побили они варягов и изменников, и сюда пришли. Что скажете на это?

Повисла тяжёлая тишина в комнате. Жужжали мухи, ударяясь в мутное воловье окно, да еле-еле пробивались звуки со двора, пытаясь разрушить вязкую паузу.

Смотрели друзья друг на друга, обдумывая услышанное. Откинул голову Гостомысл, задрал вверх сивую бороду:

– Получается, Синеус сейчас сидит у себя, в Старой Ладоге. А Трувор – в Пскове… Нам мстить они не собираются, иначе уже оба бы тут стояли со своими дружинами. Да ещё тебе в помощь свою малую дружину отдал, да и боярин этот уже здесь со своими лодиями. Сколько у него воинов? А поскольку у тебя, как ты говоришь, с братьями мир, то нам надо сейчас с ними встретиться. Нам любая помощь не помешает. По-всякому выходит, что Вадим решил сам княжить, и пощады от него нам не будет. Надо собрать всех, кто за тебя стоит, в единый кулак и выбить смутьянов и бунтарей из Новогорода. Пока тебя дожидались, мы людей собирали, да разузнавали – что тут, да как. Вольг тебе обо всём лучше скажет.