Через некоторое время на возвышение поднялся Жером. За него боролись пятеро патронов, а наибольшую сумму предложил торговец мехами. Скрепя сердце Натанаэль наблюдал, как Жером спускается с возвышения, потом потерял его в толпе. Очень хотелось крикнуть «прощай», но к ним уже подходила Кармина.

– Ну что, интернатский, хватит стоять, пошли! Либ, пойдешь с нами на бойню?

– Даже не знаю… – начала та, но Кармина не дала ей договорить.

– Ой, ну хватит скромничать. Повеселимся! Будет большой праздник, придут все лясникамы.

В ночном небе не было ни облачка. Площадь Поверженной колонны запрудили повозки. Над крышами, направляясь к аэровокзалу, величественно плыл дирижабль. Его сигнальные огни походили на звезды, от шума винтов в интернате дрожали стекла. У Натанаэля заныло в животе. Он в последний раз посмотрел на здание, где провел первые пятнадцать лет своей жизни. Фа сад украшали плакаты, сделанные младшими воспитанниками. На бумаге гигантскими буквами было написано «В ДОБРЫЙ ПУТЬ», «ПОКА, ДЕВЧОНКИ ИЗ СПАЛЬНИ „Б“», «АПРЕЛЬСКИЕ ЛУЧШЕ ВСЕХ». Рядом висела ярко расписанная афиша: «Приходите насладиться ВЕЛИКОЛЕПИЕМ нашего ГОРОДА и восхититься СМЕЛОСТЬЮ ЛАРИСПЕМЦЕВ на Играх века!»

На третьем этаже в окне зажегся свет, показались тени. Это были Наследники и Изабелла, они махали руками, кто-то пустил бумажный самолетик, Натанаэль поймал его на лету и развернул. Там было несколько наскоро выведенных слов. «Я скоро к тебе приду. Изабелла». У Натанаэля сжалось сердце. Он словно бросал их на произвол судьбы.

В следующую минуту они загрузились в паромобиль Антонена и помчались на бойню. В Ла-Виллет уже вовсю шел праздник.

Огромный двор был освещен факелами и разноцветными фонариками. Прямо под большими часами горел костер, где на вертеле поджаривались три поросенка. Тут же стояли бочки с вином и пивом. Любительский оркестр из аккордеона, расстроенных скрипок и пары кастрюль наяривал залихватский мотивчик. В свете пламени, отбрасывая длинные тени, танцевали пары. В воздухе пахло навозом, костром и жареным мясом. Запахи били в нос, впитывались в одежду, перемешивались с испарениями канала Урк. Тут же с радостными криками бегала ребятня.

Новеньких в этой толпе сразу было видно. Они ни на шаг не отходили от хозяев, не знали ни куда встать, ни что делать. К бойням подъезжали фиакры и паромобили, лясникамы всё прибывали, и среди них Натанаэль без труда различал ребят, которых тысячи раз видел в коридорах интерната. На лицах свежеиспеченных подмастерьев читалась смесь ужаса и счастья. Воплощалась их заветная мечта. Такого Натанаэль не мог сказать про себя.

– Добро пожаловать! – раздался вдруг зычный голос.

И на площади появился огромный бык, украшенный белыми цветами. Его вели под уздцы два подмастерья. На спине животного сидел мужчина с голым торсом, его мускулистые руки были сплошь покрыты татуировками. Лясникамы шумно зааплодировали. Мужчина слез с быка и взгромоздился на бочку. Либертэ узнала его – Лакжи, что лучше всех забивал скот. Ребят из интерната вытолкали вперед, они оказались прямо перед оратором.

– Слушайте меня, сироты! – обратился к ним Лакжи. – Добро пожаловать в новый дом. – Он указал на затененное здание бойни из стекла и металла, стоящее прямо за ним.

В его окнах отражались языки пламени. Оркестр умолк, воцарилась торжественная тишина, нарушаемая лишь треском огня.

Натанаэль взглянул на Кармину. Как и все остальные, она внимательно слушала. Натанаэль наклонился к ней и прошептал на ухо:

– Это ваш начальник?

– У лясникамов нет начальников! – прошипела Кармина сквозь зубы. – Просто Лакжи забивает скот и один из лучших в своем деле. И все это знают. А теперь заткнись и смотри.

Натанаэль выпрямился и подавил вздох. Если появятся другие вопросы, он лучше задаст их Либертэ.