– Как правило, забор.

– Ограждение из колючей проволоки, которое служит границей системы. И это как раз для коров и овец. Для лошадей – низковато, а свиньи могут сделать подкоп. Так что жертвами становятся только те животные, которых останавливает колючая проволока: овцы и коровы.

– Значит, они застревают из-за проволоки, а потом до них добираются койоты?

– Возможно. Не исключено, что койоты научились загонять их в сторону забора. Корова ранится о колючую проволоку, но не застревает, а бежит, пока не истечет кровью. И может оказаться на приличном расстоянии от того места, где она зацепилась за изгородь.

– Впечатляет. Так что для меня вы все-таки гений. – Эта его похвала явно неспроста. Он похлопывает по стопке папок. – Здесь случайные дела. Мне бы хотелось, чтобы вы их просмотрели, и, может, у вас возникнут какие-то «научные» соображения.

Он пододвигает мне папки, но я к ним не прикасаюсь.

– Я здесь для этого?

– Сделайте мне одолжение, профессор. Поверьте, с остальными здесь не так приятно иметь дело, как со мной.

Я решил, что мне совершенно не хочется выяснять, что он имеет в виду. Насколько я понимаю, обвинить меня не в чем, а потому можно ему уступить – несколько сделанных мной выводов не должны стать проблемой. Я на все готов, лишь бы скорее отсюда убраться.

Передо мной две дюжины фотографий трупов, кровавых отпечатков ладоней и каких-то случайных предметов. На них как минимум три разных человека: пожилая женщина, выглядящая так, словно ее избили до смерти; мужчина с порезами и колотыми ранами, окровавленная молодая женщина, чье лицо нельзя различить ни на одном снимке.

Стопка фотографий окровавленной одежды, сотовых телефонов, денег, каких-то пней; некоторые вещи чистые.

Глядя на все это, я погружаюсь в свои мысли. Детектив Гленн теперь за миллион километров от меня, как и камера в углу комнаты, которая конечно же следит за мной. Как и Наблюдатель, наверное.

Я раскладываю снимки на четыре стопки и перебираю один за другим. Я вижу укусы насекомых, сыпь от ядовитого плюща, ладонь, лежащую на нераскрывшейся сосновой шишке. Я понятия не имею, что со всем этим делать. С коровой было просто – всего-то одно фото.

Через некоторое время я поднимаю глаза на Гленна в ожидании подсказки и замечаю, что с его лица сошла вежливая улыбка.

Его взгляд прикован к одной из стопок. На секунду он смотрит в камеру, потом поворачивается ко мне – снова невозмутим, как прежде.

– Доктор… Тео, почему вы переложили эти фотографии сюда?

У меня сводит живот. Что-то произошло, так что теперь я выгляжу подозрительно.

Я раскладываю фотографии и спешу с объяснениями:

– Это похоже на снимки одной жертвы с разных ракурсов.

Гленн вытаскивает из стопки фотографию с шишкой в крови и с кошельком на пне.

– Здесь нет людей, тем не менее эти снимки попали у вас в эту же подборку. Почему?

– А! – Я еще раз перебираю фотографии. – Я не обратил на них особого внимания. Скорее всего, случайный выбор.

– Здесь двадцать с лишним фотографий. Вы отобрали шесть, относящихся к одному и тому же делу. Какова вероятность, что это случайность?

– Высока. Согласен, выбор был не такой уж произвольный… – Я пытаюсь разобраться в собственной логике.

– Да, похоже, что не такой уж…

Я указываю на цифры на оборотной стороне фотографий.

– Насколько я понимаю, это нумерация дела, она везде совпадает. Похоже, какая-то кодировка для записи даты.

Гленн берет фотографии и разглядывает цифры.

– Их здесь быть не должно. – Он раздраженно смотрит в камеру. – Значит, вы ориентировались на эти цифры? Потому и сложили эти фотографии в одну стопку?.. – Он пожимает плечами и поднимает руки в знак беспомощности. – Вроде бы логично.

Лучше бы мне держать язык за зубами. Но я не могу. Мое стремление к логическим объяснениям иррациональное и навязчивое – и опасное.

– Нет. Я выбрал их не поэтому.