Друзья замечают это. А затем дают мне дурацкое прозвище «инопланетянка», подразумевая, что я не от мира сего. Но думаю, могло быть и хуже. Учителя тоже замечают. Но так как к моим оценкам не придерешься, они не обращают внимания, что я большую часть урока пишу в личном дневнике, а не в тетради.

Если бы вы заглянули в мой личный дневник несколько лет назад, в тот блокнот с мягкой розовой обложкой, с замочком и маленьким золотым ключиком, который я носила на цепочке, чтобы до него не добрался Джеффри, то увидели бы бредни вполне обычной девчонки. Там были рисунки цветов и принцесс, заметки о школе, погоде, понравившихся фильмах, музыке, под которую я танцевала, мечты о том, чтобы сыграть Фею Драже в «Щелкунчике» или чтобы Джереми Морис подослал ко мне одного из своих друзей и они попросили меня стать его девушкой, на что я, конечно же, ответила бы «нет», потому что мне претило отправляться на свидание с трусом, который не смог даже самостоятельно подойти ко мне.

Лет в четырнадцать я начала вести ангельский дневник. Для этого я выбрала темно-синий блокнот на спирали с изображением невозмутимой женщины-ангела, ужасно походящей на маму, с рыжими волосами и золотыми крыльями, которая стояла на нижней части полумесяца в окружении звезд и лучей света. В нем я записывала все факты и предположения об ангелах и ангельской крови, которыми мама когда-либо делилась со мной. Там же были заметки о моих экспериментах. Например, как я порезала предплечье ножом, чтобы посмотреть, пойдет ли кровь (ее оказалось много) и сколько уйдет времени на заживление (примерно двадцать четыре часа с появления пореза до момента, когда розовый шрам полностью исчез), как я заговорила на суахили[5] с мужчиной в аэропорту Сан-Франциско (представьте, как мы оба удивились), или о том, что у меня получилось сделать двадцать пять прыжков grands jetés[6] назад и вперед по танцевальному залу и даже не запыхаться. Тогда-то мама начала мне читать лекции о том, что необходимо сдерживать себя на людях. И с того времени я стала чувствовать себя не только девочкой Кларой, но и сверхъестественным существом, в котором течет ангельская кровь.

Сейчас мой дневник (простой, черный, с закладкой и на резинке) заполнен всем, что связано с предназначением: рисунки, заметки, различные детали из видения, по большей части те, что относятся к таинственному парню. Он постоянно присутствует на краешке моего сознания – кроме тех моментов, когда мое сознание полностью им захвачено.

И с каждым разом я все лучше изучаю его образ. Силуэт его широких плеч, старательно взъерошенные темно-каштановые волосы, настолько длинные, что закрывают уши и спадают на воротник сзади. Парень прячет руки в карманах черной кофты, сшитой из какого-то пушистого материала, возможно флиса. Он стоит, перенеся вес на одну ногу, словно собирается уйти. Он выглядит худым, но при этом мускулистым. Когда он начинает поворачиваться, я вижу едва заметные очертания щеки, и от этого каждый раз мое сердце начинает колотиться, а дыхание сбивается.

«Что он подумает обо мне?» – задаюсь я вопросом.

Мне хочется внушать благоговейный трепет. Когда мы окажемся в лесу, он наконец повернется и посмотрит на меня, мне хочется хоть немного походить на ангела. Выглядеть такой же сияющей и воздушной, как мама. Я знаю, что не уродина. Все, в ком течет ангельская кровь, довольно привлекательны. У меня хорошая кожа, а губы, даже без помады, красивого розового оттенка, поэтому я всегда использую только блеск. А еще я не раз слышала, что у меня красивые колени. Правда, я слишком высокая и чересчур худая, но не как топ-модель, а как аист с руками. К тому же мои глаза, которые иногда становятся серыми, как грозовые тучи, а иногда темно-синими, выглядят чересчур большими для моего лица.