На обратном пути Илюшин задремал. Давно не выдавалось таких длинных дней… Как будто они задержали Егора не утром, а две недели назад.

День длиной в две недели.

– Ты выяснил, почему он подписался Варфоломеевым?

От вопроса Бабкина Макар проснулся.

– Что? А, да, узнал. Вернее, просто сверил даты. Олейников – раб цифр. В честь апостола Варфоломея двадцать пятого августа совершается богослужение. Это день рождения его матери.

Сергей принюхался. Похоже, теперь этим дютоном пропахла и его куртка…

Илюшин сразу сказал: у них есть только одна возможность вывести Егора на признание – заставить его утратить самообладание. Поэтому Макар пришел в кафе, облившись с ног до головы духами Лианы Олейниковой: единственными, которыми она пользовалась всю жизнь.

И это сработало. О, еще как сработало!

Бабкин, не полагаясь на свои силы, настоял на том, чтобы заменить официантку. Илюшина и Олейникова обслуживала девушка, которой не составило бы труда при необходимости обезоружить Егора, приди он с ножом.

«От этого психа можно было ожидать чего угодно», – с мрачным удовлетворением подумал Сергей.

Но они получили, что хотели. Когда Егора уводили, он рыдал и повторял имя матери.

– Макар, а Макар, – позвал Бабкин. Днем они почти не успели поговорить, и теперь у него роились вопросы. – Я не понял, почему Олейников постоянно требовал кофе? Нервничал?

– Надеялся перебить запах духов, – ответил Илюшин, не открывая глаз. – Я-то предполагал, что он попросит у официантки горсть кофейных зерен. В парфюмерных магазинах их дают нюхать покупателям: считается, что кофе нейтрализует ароматы. Пару раз мне казалось, что он окунет нос в напиток. Кстати, пришлось пить холодный чай – я опасался, что он выплеснет мне в лицо содержимое моей же чашки.

– Да, его аж трясло. Я ждал, когда у него дым повалит из ушей.

– Это все духи.

– У меня после общения с тобой бывает такое и без всяких духов!

Они въехали в ночную Москву. Фонари, вывески, реклама, фары встречных машин… Сергей затормозил на светофоре.

– Ладно, теперь к серьезным вопросам! – Он наблюдал, как Илюшин сонно крутит головой, пытаясь понять, где они находятся. – Как ты мог не заметить слежку Олейникова?

Макар пробормотал, что надо было ему держать язык за зубами. После того, как режиссера скрутили в кафе, Илюшин проговорился, что это уже второе покушение на его жизнь.

– Ты все время забываешь, что Егор – актер. И хороший! Видел бы ты, как ловко и естественно он начал сбивать меня с толку, когда я пришел к нему с расспросами. Сначала отвлек упоминанием драгоценностей старой гримерши, которых на самом деле никогда не существовало. Причем проделал это очень тонко, одним лишь намеком! Затем выставил в качестве мишени Ивана Ельчукова – и тоже с аккуратностью ювелира!

– Какое отношение это все имеет к тому, что ты прошляпил слежку?

– Олейников – хитрец и гений мимикрии! Его даже следователь на камере не опознал, когда он вдалеке прошествовал в женской шубе. Вот, кстати, о чем я жалею: мне нужно было прислушаться к Колесникову…

– Вы же не встречались, – удивился Сергей.

– Из материалов дела следовало, что он уверен в вине Егора. У него не было фактов, но было чутье. И оно подсказывало, что Олейников причастен к гибели Ельчуковой. Не зря Колесников кружил вокруг него акулой! А я легкомысленно сбросил старикана со счетов, решив, что он просто нашел подходящую жертву. Так о чем мы?..

– О том, что тебе чуть не размозжили башку в мешке для сменки.

– Егор следил за мной целый день, меняя образы. Дождался, пока я встречусь с Иваном, и решил убить двух зайцев одним выстрелом: избавиться от меня и навести подозрения на Ивана. Поразительно везучий и дерзкий человек!

– А что ты ему втирал насчет камер в интернет-кафе?