Если бы Люся единственный раз не изменила себе, если бы не дала волю гневу, оклеветав моего мужа, я бы так ничего и не узнала. Не вернулась бы к ней, не нашла бы доску.

Ох, Люся, Люся…

Я остановилась на пороге столовой и обвела взглядом собравшихся.

Варвара сидит с распухшим от слез лицом. Молчаливая Кристина ковыряет вилкой в тарелке. Ульяна, несмотря на потрясение, напекла с утра блинов – золотая гора возвышается посреди стола. Какие бы удары ни сокрушали эту семью, дети будут накормлены. Вот ее девиз. И в эту минуту я не могу не восхищаться ею.

Я ловлю обеспокоенный взгляд своего мужа. Илья поднимается, идет ко мне – и меня вновь охватывает стыд!

Как я посмела думать, что это он – лягушачий принц из бабушкиной сказки? Я ведь всерьез размышляла, что из-за него оказалась в болотном царстве.

Случившееся с Люсей открыло мне глаза. Вот она, невеста лягушачьего принца, – сидит напротив меня с зареванным лицом. Варвару, а не меня, ждала гибельная трясина! Они утащили бы ее в свое болото, Люся и ее обожаемый сыночек; они не позволили бы ей сбежать; принц рос, раздувался и стал бы наконец лягушачьим королем; а если бы его жена захотела свободы, они утопили бы ее в черной болотной жиже. И никто, никто не смог бы ей помочь!

– Танюша, ты плохо себя чувствуешь? – встревоженно спросил Илья. – Отвезти тебя к врачу?

Я покачала головой.

– Нет. Это просто… последствия вчерашнего.

– Пойдем, налью тебе сладкий чай! Врач сказал, тебе нужно пить сладкое.

– А где дети?

– Уже позавтракали и носятся по дому.

Надо уметь оставаться внутри собственной жизни. А меня год за годом сносит на отмели чужой, словно корабль без ветрил; вот я уже скребу дном по песку незнакомых островов, странных земель, и вокруг звучат речи, смысл которых мне неведом. Я могу думать, что понимаю их, обольщаться схожим звучанием языков, но глубинное содержание ускользает от меня.

Все это обман. Я лгу себе много лет. Нельзя становиться заложником своей любви. Какие бы формы ни принимала ваша добровольная сдача в плен, вы всегда оказываетесь в тюрьме. И в клетке можно найти немало утешений – например, что вы за решеткой вдвоем… Однако теперь я знаю точно, что мое место не здесь.

Я посмотрела на Илью.

«Прости, моя любовь, но дальше ты поплывешь сам».

Он поймал мой взгляд и тепло улыбнулся.

– Таня, как ты себя чувствуешь? – несмело спросила Кристина.

– Лучше, – хрипло сказала я. – Спасибо!

Ульяна покачала головой, будто осуждала меня за что-то.

Мы завтракали, и я видела, что свекровь едва сдерживается. Внутри нее клокотал гнев.

Раздался топот, детский смех, и в столовую ворвалась Ева, а за ней Антон.

– Мамочка, привет!

– С добрым утром, мамочка!

Они вопили и дурачились. Любимые мои мышата, благополучно проспавшие все на свете!

– Я королева! – кричала Ева. – Смотрите все на меня! Я сверкаю!

У нее действительно что-то поблескивало в ушах, но я посмотрела не на нее, а на Ульяну. Свекровь побагровела.

– Как ты смеешь?! – взвизгнула она и попыталась схватить Еву за плечо. – Ты рылась!.. Подлая!.. В моих вещах! Дай сюда!.. Нет, пошла вон, вон отсюда!..

Удивленная этими противоречивыми инструкциями, я присмотрелась внимательнее к украшениям, которыми обвешалась моя дочь.

– Ева! Зачем ты взяла бабушкины…

И осеклась. Мое нарастающее возмущение вышло из меня со свистом, как воздух из лопнувшего шарика.

– Таня, в чем дело? – Илья, собиравшийся отчитать Еву, заметил, что со мной происходит что-то не то.

– Уходи немедленно! – кричала Ульяна. – Видеть тебя не хочу! Ты мерзкая воровка! Положи все на место, положи сейчас же!

– Это не она воровка, – сказала я на удивление спокойно.

Ульяна замолчала и впилась взглядом в мое лицо. Ева стояла посреди комнаты, растерянно уронив руки.