В голове рефреном звучали мои собственные слова о том, как мы якобы занимались сексом в этом самом кабинете… Я думала, что потеряю сознание, ноги слабели, сердце бешено трепыхалось в горле.

Если ты меня сейчас не поцелуешь, я умру…

Олег снял очки, заглянул мне в глаза и взял мое лицо в свои руки, не давая отвернуться.

— Ты можешь сказать «нет», Катя. Это последняя возможность. Тогда ты выйдешь отсюда, и больше я к тебе не прикоснусь. Но если ты скажешь «да», остановиться я не смогу.

Неужели он не слышит, как стучит мое сердце? Неужели не чувствует, как раскалилась моя кожа? Эта лихорадка будет похлеще гриппа, и здесь понадобится другое лекарство….

— Да… — выдохнула я.

— Ты уверена?

— Да, черт тебя…

Договорить мне не удалось.

Он поцеловал меня, и едва наши губы соприкоснулись, Вселенная перестала существовать. Кабинет, высотка, город…. Все растворилось в невесомости. Исчезло время, пространство то расширялось, то сужалось, будто мы оказались в центре гигантского смерча.

Олег жадно прижимал меня к себе, мял, хватал, и мне всего было мало. Разве нельзя стать еще ближе? Разве нельзя срастись в единое целое?

Будто издалека я услышала, как треснула юбка, как полетели на пол бумаги, ручки, клавиатура… Олег приподнял меня, и я ощутила под собой гладкую твердость стола… Все как, я рассказала тогда.

Он даже не стал снимать с меня трусики, просто сдвинул их в сторону. Звякнула пряжка ремня, отлетели пуговицы с моей блузки. Он отстранился на мгновение — и вошел. И я рассыпалась на мириады крошечных искр.

Все случилось быстро, неистово, страстно. Я едва успевала дышать, впивалась пальцами в его плечи. И потом еще долго не могла утихомирить взбесившийся пульс.

Тишина обрушилась на нас, и вместе со здравым смыслом пробудилось чувство вины. Я замерла, не зная, что делать дальше. Боялась пошевелиться, спугнуть расслабленное безмолвие. А что, если Олег придет в себя, наденет очки и посмотрит на меня презрительно, как на последнюю дешевку? Что, если удовлетворив его, я перестану быть интересной? Разгаданным кроссвордам ведь место в помойке…

Он отстранился, приподнялся, неуклюже поправил мою многострадальную юбку, которая его стараниями превратилась в пояс. Ну все. Сейчас скажет… Напомнит про увольнение… Обвинит во всем меня…

Но он взглянул на меня странно блестящими глазами и бережно провел рукой по лицу.

— Какой же я был дурак… — прошептал он. — Катя, прости меня…

Это что, слезы? Те самые мифические мужские слезы, которые до этого раза я видела только однажды, когда мой папа вернулся от стоматолога?

Неужели секс со мной настолько ужасен, что сожаления о нем доводят до слез самого Олега Корчагина? Что-то пару минут назад я не заметила, чтобы он страдал… Так за что он тогда извиняется?

— Если ты хочешь сказать, что об этом досадном недоразумении лучше не вспоминать, я воткну в тебя этот нож для бумаги, — с вызовом произнесла я и одернула блузку.

— Да нет же! — замотал головой Олег. — Нет! Я был дураком все это время… Отталкивал тебя… Отрицал очевидное… Упрекал… Боже, каков остолоп! И ты все равно не уволилась, все равно бросала мне вызов…

— Я не понимаю, что ты сейчас пытаешься сказать.

— Ты нужна мне! — почти простонал он. Взъерошил волосы и нацепил очки. — Я думал, ты просто дурацкое… Ну не знаю… Наваждение… Но нет! Черт, понятия не имею, как это сформулировать… Но я никогда такого не чувствовал. Никогда вот чтобы прямо так, на столе… Ты сводишь меня с ума, ясно? Хочешь, скажу это?

— Что именно? — нахмурилась я.