С этой дороги начинался долгий путь из Москвы в Сибирь, через Владимир, Нижний Новгород и далее. Когда-то по Владимирке с огромным войском прошёл великий государь Иоанн Васильевич, впоследствии прозванный в народе Грозным, за то, что грозен он бывал ворогам Руси. Взявши Казань, он открыл для Руси дороги в Сибирь, в заволжские степи и кипчакские, ногайские или киргизские степи, а Владимирская дорога продолжила свой путь на восток, став дорогой Сибирской. С тех пор дорога стала стратегической, между перегонами на ней стояли дворы, где можно было не только сменить усталых лошадей, но и сытно поесть, и переночевать. Окрестный народ занимался торговлей, извозом да работой при постоялых дворах. Ангарские караваны тут хорошо знали, привечая за щедрость, потому лошади у сибиряков всегда были свежи и кормлены, сани чинены, а люди сыты и веселы. На каждом постое хозяин двора почитал за честь лично рассказать Павлу Граулю про прошедший осенью караван со свейскими полонянниками. Также, почитай, на каждом дворе к каравану пытались прибиться люди, ради оной просьбы ожидавшие ангарцев долгими месяцами, перебиваясь случайной работёнкой. Брали не всех, иначе обоз разросся бы до невообразимых размеров. Да и невозможно было принять более определённого количества людей. Потому как дьяк Ангарского приказа, обретавшийся в приказной избе Нижнего Новгорода, получал от своего владимирского коллеги полный список ангарского санного каравана, а сам, в свою очередь, передавал с сопровождением такой же, но с дополнениями, далее.

В начале второй седмицы марта показались стены и многочисленные маковки церквей крупного города.

– Новагород Низовских земель! – молодой воин в немецких одеждах указал на горизонт плёткой. – Вона, стены уж недалече!

Рука его, пораненная в скоротечной схватке на торговых рядах близ кремлёвских стен с одной из ватажек сторонников Никиты Романова, уже зажила. С тех пор молодец и горячность свою умерил, признав непререкаемый авторитет Павла Грауля. Андрей, поставленный покойным Глебом Ивановичем Морозовым охранителем при сёстрах Милославских при попытке бегства их из Москвы, происходил из беспоместных детей боярских, служивших боярину. Глеб Морозов очень дорожил Андреем и хотел ещё сильнее приблизить его к себе, одарив сотней четей земли за верную службу. Но не успел… Однако Андрей службы не бросал, со двора Ангарского не бежал, да и податься ему было некуда – ни кола ни двора. В отеческом Рославле никого из родной семьи уж не осталось – моровое поветрие всех в могилу свело, а кто и остался – тот в монастырь ушёл. Весть о том Андрею пришла ещё в начале осени.

Поначалу Милославские хотели бежать в Литву, к родичам, но Грауль отговорил – Русь была в силе, а посему польский король Ян Казимир не станет Никите Ивановичу препятствий чинить, выдаст беглецов, как пить дать. Ведь перед полякам маячила скорая война со шведами за Поморье и Ригу, а потому гневить московского государя они не станут, уповая на его помощь в борьбе со Швецией. Павел же настойчиво предлагал гостям уходить вместе с караваном в Нижний Новгород, а там и до Сибирского царства. В конце концов, Анна, сестра старшая, уговорила Марию бежать в Сибирь.

– Коль уж свейский канцлер с семьёю убежища в Сибири ищет, что же нам мыкаться средь давно оставленной родни? – долгими вечерами убеждала Анна Марию, чья подушка постоянно была мокрой от слёз, проливаемых по супругу. – Люд и царь там православный, русский – нешто в Литве ждать окрика Никиты Ивановича любо тебе станет? Нет уж, сестрица, лучше к царю Сибирскому уйти, а там, даст Бог, домой вернёмся.