Андрей хотел что-то ответить, отшутиться, но, чувствуя, что становится трудно дышать и горло точно насаживается на кадык, уставился на тарелку. Майя молча терла большим пальцем ложку в кулаке, в ее собранные пучком волосы был вправлен красный бант, в баре пиликала музычка, и Андрею казалось, что из-за этого пиликанья у него до боли, отливающей в лицо, гудит и в горле, и в голове. Он было совсем собрался с духом, даже улыбнулся, опять открыл рот и опять, прокашлявшись, уставился на тарелку. Где-то в полу, прямо под ним, словно стопорился огромный мотор.

– Почему вы плачете? – спросила Майя.

Кругом все как будто снялось со своих мест, пошло в пляс, понеслось пьяным коловоротом. Майя подошла к нему и как могла, по-детски успокаивала его, говорила какие-то серьезные, взрослые слова. Он нашел ее крохотную кисть и благодарно, бережно сжал ее. В горле у него горело, как если бы жар стекал от лица, но боль уже была терпима. Между пальцами запуталась какая-то цепочка. Он собрал ее в пригоршне, провел себя по ключице и понял, что сдернул крестик пуговицей на рукаве. Майя торжествующе смотрела на него.

– Честно говоря, я уже не знаю, что и думать, – вздохнул отец.

– Про что? – сказала девочка, не отрываясь от Андрея.

– Я почему-то ее помню… не знаю… – Энергично, как будто стараясь разрешить недоумение, отец стал размешивать кофе. – Не знаю – совсем другой.

– Какой? – спросил Андрей.

– Ну… милой, конечно. Дети любят таких. Отзывчивой. Майку вон отводила. Но – так. Ничего необычного. – Отец посмотрел на дочь. – И ничего похожего, по-моему.

Майя, однако, сейчас не видела и не слышала его. Она наклонилась перед Андреем и похлопала себя по пучку на затылке:

– А это она меня научила. Класс?

Андрей не слышал ее, и она снова похлопала по пучку:

– Класс?

– Класс, – сказал он и обратился к отцу: – А в каком саду она работала?

– В сто тридцать девятом! – рапортовала Майя, выпрямившись и приставив руку к голове.

– В сто тридцать девятом, да, – кивнул отец. – Но только у них ремонт с весны. Дети по домам. И что странно… – Он не договорил, засмотревшись на стол.

Андрей, поигрывая с Майей, ловившей его за пальцы, тоже взглянул на стол.

– Что странно?

Отец промокнул рот.

– В кухне, говорят, баллоны взорвались…

– И что?

– …Ну, допустим, баллоны. Но зачем было весь район эвакуировать? И что там можно до сих пор чинить?

– А вы как думаете?

– Ну, что-то было, конечно. Не знаю. И с жертвами, если крест поставили.

Андрей выпрямился, защищаясь от Майи, которая теперь стучала ему кулаком в ладонь.

– Крест?

Отец пожал плечами.

– Распятие. Причем – не власти… Майя, прекрати.

По-прежнему держа перед собой ладонь, хотя девочка перестала бить в нее, Андрей смотрел на улицу, где прохаживался один из подтянутых субъектов. Майя что-то говорила и опять трясла его, но, поддакивая ей, он не замечал ее. Что-то между столиком и окном как бы увлекло его. Он говорил себе, что не может быть, чтобы это была цена всему. Как в спасательный круг, он раз за разом просовывал голову в эту фразу, которая пока не давала ходу мысли. Он просто повторял ее и ждал, что будет. Пусть ответ стал бы кроваво-огненной трещиной поперек зала, пошел клином, разламывая чашки и лбы, он все равно ждал его. И сквозник, и листы с печатями, и две куцые строчки, и заснеженная улица выстраивались в такую простую цепь, что вот-вот она должна была замкнуться сама собой.

Все, однако, оборвала Майя, потянувшаяся к цепочке. Он спрятал крестик в кулак перед самым ее носом:

– Это не мое.

Глава XII

Арена