– Потерпи, сейчас найдем какую-нибудь щель и остановимся передохнуть, – шептал я ей, а сам обшаривал глазами окружающие нас каменные стены.

– Хорошо, я потерплю, просто что-то ноги плохо слушаются и голова кружится, – отвечала она мне, жалобно и беспомощно улыбаясь.

Хоть бы не заболела, думал я, при этом понимая, что надо пару дней передохнуть и набраться сил, впереди еще один пост, который придется проходить с боем. Потому что обойти его нет никакой возможности, там всего лишь одна тропа, на которой он и расположился.

Наконец я заметил расщелину и направился к ней, последние метров сто я просто поднял и нес жрицу, хотя у самого уже предательски подрагивали ноги. К счастью, это оказалась довольно просторная пещера с небольшим входом, в которую пришлось забираться на коленях, такой низкий был вход. Внутри пещеры было даже кострище, выложенное из камня, а в углу приличная куча сена, пещера было обжита, скорей всего, тут останавливались охотники на горных львов и козлов.

Затащив Альва-Мари в пещеру, я достал из своего рюкзака теплый свитер и теплые носки, достал из кожаных мешочков и бросил на пол пещеры войлочные коврики, потом положил сверху свой кожаный плащ с подстежкой из лисьего меха.

– Ты пока переоденься в сухое, а я спущусь за дровами, нам придется тут на денек задержаться. Переоденешься, завернись в мой плащ и полежи, отдохни, не бойся, я скоро вернусь. – Дождь прекратился, поэтому, оставшись в одном камзоле, начал спускаться вниз, там я видел упавшее дерево, с которого можно было набрать дров на костер. Нам надо было согреться и обсушиться, иначе заболеем.

До дерева было метров пятьсот, к нему я добрался довольно быстро. По всей вероятности, лежало оно тут довольно давно, так как было почти сухим – ну, как может быть сухим дерево при льющемся на него ледяном дожде. Оно оказалось не очень-то и тяжелым, поэтому, подхватив его у комеля, я потащил его наверх к пещере. Метров через сто пятьдесят понял, что я переоценил свои силы, и с каждым метром тащить его становилось все тяжелее и тяжелее, но бросать тоже было жалко. Вот же что жадность с человеком делает! Немного передохнув, снова потащил свою ношу, в конце уже шел на одной силе воли.

У входа в пещеру долго пытался отдышаться и тихо матерился на русском. Потом стал ломать ветки и забрасывать в пещеру, наломав, залез и разжег костер. Альва-Мари лежала, укрывшись с головой. Я приподнял полу плаща и увидел, что она лежит с закрытыми глазами и ее бьет крупная дрожь. На ней все так же были мокрые штаны, колет, дублет. Попробовал ее лоб, он был горячим. Плохо дело, подумал я и принялся снимать с нее мокрую и волглую одежду. Она слабо сопротивлялась.

– Барон, не надо, оставьте, что вы делаете. – Потом она заплакала. Я же, не слушая просьбы, раздел ее полностью, оставив только нижнюю рубашку. Но, немного подумав, снял и ее, из-под рубашки выглянула великолепная грудь с розовыми сосками. А чуть ниже на кожаном шнурке висел артефакт, эта самая «Утренняя звезда». Я, стараясь не смотреть на грудь, надел на жрицу свою чистую и сухую рубашку, потом натянул свитер и принялся снимать сапоги и штаны. Девушка, мне показалось, была в обмороке, поэтому я воспользовался моментом и снял с нее все, оставив только панталоны. Затем развязал мешок сержанта, который он собирал нам в дорогу, и, найдя там нижние белье, те же кальсоны, только из плотного материала, надел на девушку. Они, конечно, были на нее большие, ну да ничего, высохнет ее одежда – переоденет. В самом конце надел на нее сухие носки.

После чего принялся рыться в рюкзаке, аптечка было практически пуста, несколько таблеток аспирина, пара парацетамола, три шприц-тюбика с амоксициллином, вот и все. Дал ей выпить таблетку парацетамола и уколол ей антибиотик, она вскрикнула от неожиданности, и я стал ее успокаивать.