– Альва-Мари, – наконец я решился задать вопрос, – ты выйдешь за меня замуж?

– Ты говоришь это серьезно? – удивилась она.

– Очень серьезно, и жду конкретного ответа, – сердце мое замерло.

– Конечно, выйду, ты что, еще сомневаешься? – улыбнулась она. – Теперь, когда ты почти соблазнил меня, даже не думай отвертеться, и что-то ты долго меня не целовал, – проговорила она, прыгая мне на шею.

– Тогда я официально предлагаю тебе свою руку и сердце, – говоря это, я опустился перед ней на одно колено.

– Я принимаю твою руку и сердце, – не менее торжественно ответила она, – и отдаю тебе всю себя, и буду рядом с тобой в горе и радости, пока смерть не разлучит нас.

Мы поцеловались, раз, потом еще раз, а потом я даже не стал считать.

В одном месте тропа была всего полтора метра, я пропустил Альва-Мари вперед, а сам шел сзади, ничто не предвещало беды. Как вдруг впереди, в самом узком месте, появилось что-то непонятное, вроде бы тонгирец в богато расшитом халате, со свисающей набок головой и телом, которое, можно было видеть, уже тронуто разложением. И словно кто-то еще просвечивал сквозь это тело, намного больше и мощней, с толстым телом на коротких ногах, с длинными руками и маленькой головой. Это нечто вдруг ринулось ко мне, отбросив с тропы Альва-Мари, словно пушинку, та, конечно, не ожидала этого и не успела ничего предпринять, как, впрочем, и я.

Она упала в глубокую расщелину, не успев даже крикнуть, я бросился к ней, но на дороге стояло это нечто. Не знаю, как мечи оказались у меня в руках, я рубил и рубил, превращая это в кусок почему-то зеленого мяса. А потом, когда это перестало подавать признаки жизни, без сил опустился на землю.

«Стоит ли после всего этого жить, когда потеряно самое дорогое», – мелькнуло у меня в голове. Внезапно мир перед глазами покачнулся, потом закружился, меня стошнило, и вдруг все вокруг пропало.

– Сережа Дешин, Сережа, – раздавалось где-то недалеко. – Ты меня слышишь, Сережа?

Я открыл глаза и осмотрелся. Вокруг снова камень, я лежал в каких-то кустах, ужасно болела голова. Одет я был в порванную рубашку и какие-то штаны, босой, лишь за спиной болтался почти пустой рюкзак.

«Сон? Это что, был сон? – вертелась в голове мысль, причиняя нестерпимую боль. – Как же так, а Альва-Мари, что – тоже приснилась?»

– Ну, отзовись же, Сережа, – в голосе слышались слезы.

– Сергей, отзовитесь, если слышите, – это уже мужской голос.

– Да слышу, слышу, – ответил я, и в голове словно что-то взорвалось. Меня снова стошнило, и, отблевавшись, я сорвал то, что было когда-то рубахой, и вытер рот.

– Сергей, мы вызвали МЧС, они скоро прибудут, вы не переживайте, все будет хорошо, – кричали мне.

Я тем временем пришел уже достаточно в себя, ощупал и осмотрел себя всего и пришел к выводу, что все более-менее в порядке. На ребрах была огромная гематома, а на бедре отрытая глубокая рана с засохшей кровью и на штанине, и на ране.

– Скажите, а самому выбраться отсюда как-то можно или нет? – поинтересовался я у крикунов.

– А как вы себя чувствуете? – тут же задали мне вопрос.

– Да нормально я себя чувствую. Так что, как выбраться?

– Впереди в трехстах метрах есть ступени, если дойдете, то… В общем, смотрите сами.

Я еще какое-то время посидел, приходя в себя окончательно, и, поднявшись, похромал в указанном направлении. Без обуви идти было колко, болело бедро, и двигался я медленно. На левой руке у меня был большой золотой перстень, по которому в верхней части шла надпись на общеимперском «граф де ла Шин», в нижней – девиз «Честь и верность». На правой руке шириной в два пальца золотой браслет без видимого замка. Когда я прикоснулся к браслету, в голове раздался голос:

– Поменяй на руках перстень и браслет, и ты сможешь вернуться.