Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

Но потом отец прочел, что Александр предпочитает Катрин.

Катрин?

— Но… — запнулась я. С похорон Катрин прошло всего два месяца.

Мама опустила шитье на колени.

— Ну и пусть женится на ней, — сказала она. Мама по-прежнему такая — странная.

Отец зашагал по комнате.

— В распоряжении у молодого человека появится годовой доход в сорок тысяч ливров, не меньше, — сказал он.

— Сорок тысяч? — переспросила бабушка Санноа, входя в комнату. — Он сказал сорок тысяч! Или четыре?

Отец встал у окна.

— Может, вместо Катрин они возьмут Манет? — задумчиво произнес он.

— Именно так я и подумал, Жозеф, — согласился дядя Ташер, потирая подбородок.

Я не поняла. Почему не меня?

— Манет еще совсем ребенок, — заметила мама.

— Четыре тысячи было бы приемлемым доходом, — сказала бабушка Санноа.

— Манет уже одиннадцать, — возразил отец. — Ко времени…

— Всего одиннадцать, — поправила его мама.

— Одиннадцать с половиной. Ты неблагоразумна! — повысил голос отец.

Дядя Ташер покашлял и налил себе рому.

— Такие возможности представляются не каждый день, — сказал он.

— Но почему же не я? — спросила я, вставая.

Отец смутился и вздохнул.

— Роза… — Он взглянул на письмо и прочистил горло. — Кавалер выразил предпочтение более молодой невесте. У вас вышла бы недостаточно большая разница в возрасте… чтобы ты повиновалась ему, как пристало жене.

Мама фыркнула.

— Вот именно, — сказал папа и пошел из комнаты. — Да поможет мне Бог!

Хлопнула дверь.

— Не отдам свою малышку! — крикнула мама.

Я побежала к себе в комнату и стала швырять вещи в старый заплечный мешок. Я собиралась бежать все равно куда. Куда угодно. Хоть в пустовавшую хижину рабов, стоявшую на берегу моря. Хоть в пещеру в горах, где прячутся беглые рабы. Все лучше, чем оставаться здесь.

И тут я заметила стоявшую в дверях Манет. Одной рукой она держала во рту стебель сахарного тростника, другой прижимала к боку облупленную деревянную куклу.

— Я думала, ты играешь возле дома, — сказала я. Сказать по правде, я недолюбливала Манет.

Она зашмыгала носом и прижалась ко мне.

— Не хочу замуж!

— О, — пробормотала я, — так ты все слышала! — Я обняла сестру за плечи. — Ах ты, бедное чучелко!

Такое уж прозвище дали ей рабы.

Воскресный вечер, 4 января

Я проснулась от стука бильярдных шаров и мужского смеха.

«Дядя Ташер и отец в игровой комнате, — решила я. — Сколько же может быть сейчас времени?»

— Но почему одну из твоих девочек, Жозеф? — донеслись до меня слова дяди.

Я подошла к двери и приложила ухо к щели.

— Нельзя сказать, что они некрасивы, — продолжал дядя, — или утратили невинность, свойственную им при крещении, но все же это девушки без приданого. Парень, видимо, доведен до полного отчаяния. И, если он сам так хорош, зачем ему ехать за тридевять земель за невестой, которую он в глаза не видел? И у которой ни гроша за душой? Если все так, как пишет наша сестра, мне кажется, он мог бы выбрать себе невесту во Франции, из породистых проституток.

— Дезире не дура, — отвечал отец. — Как бы то ни было, сколько сейчас лет маркизу? Шестьдесят? Семьдесят? Когда он прикажет долго жить, Дезире… — Отец издал непристойный звук.

Тут дядя Ташер сказал что-то, чего я не расслышала.

— Если она это провернет… — тут несколько слов я не поняла, — они официально породнятся. А родственнице не пристало окончить дни в богадельне, верно?

Послышался шум отодвигаемого стула.

— Я вижу в этом браке выгоду для Дезире, но зачем все это мальчишке? — спросил дядя Ташер.