Страсти и скорби Жозефины Богарне - Сандра Галланд (2018)

Говорят, в городе появилась новая семья, женщина с сыном. Я видела их в церкви после мессы. Сын хорош собой, на вид ему около шестнадцати лет, так мне кажется. Он смотрел на троих деревенских ребят, ловивших заползшего под скамью скорпиона, и вертел в руках кортик. Его глаз я не видела, их скрывала длинная темная челка. Льняная одежда и кожаные штаны у него все в заплатах.

— Беке-гуйав,[8] — еле слышно сказала мама, выталкивая меня за дверь церкви, — бродяги!

25 июля

Сегодня мама позволила нам с Мими и Сильвестром поехать на рынок.

— Но только после того, как сделаешь все, что надо по хозяйству, — сказала она.

Мы отправились в город в тележке, запряженной бычком.

В городке было многолюдно. Признаюсь, я надеялась увидеть этого парня, но попадались одни только моряки: они приходят из Форт-Ройяла на петушиные бои. Я смотрела в землю, как учили монахини.

Возле причала мы купили у рыбака со светлыми кудрями скумбрию и трех коралловых рыб. Пока мы рассматривали его улов, он не сводил с меня глаз. Затем сказал что-то Сильвестру и засмеялся так, что я покраснела.

Мы пошли обратно к площади, чтобы купить папайи, гуавы, авокадо и тапиоки. У стола с иконками, зеркальцами и бусами женщина рассказала нам о беглом рабе, который превратился в собаку и съел малыша на плантации Десфью. Как раз на самом страшном месте подошла мать нового парня. За ней, нагруженный кульками, шел и он сам.

Мать, женщина с глубоко посаженными глазами, кивнула мне.

— Я видела вас в церкви, — сказала она. Говорила она правильно, как монахиня. Между фразами поджимала губы.

Я кивнула. Она представилась как мадам Браудер, это вроде британская фамилия. А парня зовут Уильям.

— Мы живем у подножия Морн-Кро-Сури, — сказала я им.

— На реке? — спросила мадам Браудер, убирая прядь рыжих волос под простую белую косынку.

— Дальше, в Ла-Пажери. — Я видела, как в заливе к берегу медленно шла гоми.[9] Над ней, как москиты в дождливый сезон, сновали чайки.

— А мы ближе к городу, — сказала мадам Браудер.

— Усадьба старого Лейнелота, — сказала Мими, чесавшая уши шелудивой собаке. — Да мы с вами соседи, если судить по реке.

Я почувствовала, что должна пригласить новых знакомых на чай с пирожными, но не посмела, вспомнив грубые слова мамы: беке-гуйав. Меня выручил Сильвестр, потянув меня за рукав в фургон. Я торопливо попрощалась.

Мими дразнила меня всю дорогу домой.

— Глазки строила, — толкалась она локтем, — я видела, как ты глазки строила.

Воскресенье, 9 августа

Сегодня утром Уильям с матерью сидели в церкви на передней скамье. Мама, Манет (ей стало лучше) и я сидели через несколько рядов за ними. Всю мессу я смотрела на его затылок, и сердце у меня трепетало, как птенец, попавший в силок.

10 августа

Я улизнула из дому искупаться на нижний пруд. У берега стоял этот новый парень, Уильям Браудер. Он закатал панталоны до колен и удил рыбу. Увидев меня, он вроде как испугался, будто провинился чем-то, и вытащил из воды удочку — белый конский волос, привязанный к бамбуковому шесту.

— Поймал что-нибудь?

Было жарко, и мне не терпелось зайти в воду, но я не знала, можно ли при нем купаться. Я уселась на берегу, сорвала длинный лист травы и, разорвав его вдоль, зажала между ладонями и задудела.

— Как ты это делаешь? — спросил Уильям, приводя в порядок панталоны.

Я показала ему, и мы задудели вместе.

— Почему вы переехали на Труа-Иле? — наконец спросила я. Остров мы называли Cul-de-sac à Vaches, Коровьим полем. — Хотя дело, конечно, не мое, — добавила я, желая показать свою воспитанность.

— Матери было тяжело на Сен-Пьер, — сказал Уильям и посмотрел в небо, на кружившего ястреба. — Правда, здесь ей тоже нелегко, — добавил он и пожал плечами.