Но сейчас, в вечерних сумерках, расцвеченная огоньками, она была прекрасна. И меня внезапно взяла такая тоска по рухнувшей стране. Я вспоминал наше детство, черную икру в детском саду, спортивные секции, в которых я занимался за копейки, художку, музыкалку, пионерлагерь, наши путешествия на машине по всей огромной стране, раскинувшейся на шестую часть суши. Все плохое как-то само собой ушло на второй план, а все хорошее всплыло и до отказа заполнило память… Вот какого хрена я в своей второй жизни уткнулся только лишь в свою собственную жизнь? Ну ладно, не совсем собственную – и ребята рядом со мной тому подтверждение, но, может, нужно было сделать что-то еще? Что-то, чтобы наша большая страна сохранилась. Я считал, что это невозможно – но я ж ничего и не делал особенно. Жил как получалось, как сумел… а может, надо было как-то по-другому? Рваться наверх, дудеть во все доступные уши! Я вон даже, как-то не особенно напрягаясь, сам по себе завел знакомство с очень непростыми людьми. И даже почти ничего не делая, кое-что все-таки сумел изменить. Да, мало, да, я до сих пор не совсем понимаю, как это получилось, но может, стоило напрячься как-то посильнее? Я вздохнул – теперь-то уж что об этом думать…

А через день, когда я торчал в своем депутатском кабинете в Белом доме, ко мне заглянула моя помощница Мила и сообщила, что сегодня в двенадцать часов дня перед нами выступит великий воин, легендарный богатырь, мановением руки сбросивший с плеч России Ненавистное Иго Коммунизма и напрочь повергнувший Империю Зла под названием Советский Союз – первый Президент Свободной России Борис Николаевич Ельцин.

Поначалу я решил не ходить. Потому что хандра, охватившая меня вечером воскресенья, так никуда и не ушла. Вследствие чего два последних дня у меня не было никакого настроения – все валилось из рук, в голову лезли странные мысли… например, вспомнилось, как в прошлой жизни я страстно мечтал дать в морду Ельцину и Горбачеву. Причем как-то раз с Горбачевым это едва не получилось. В тот момент меня пригласили на какое-то мероприятие, проводившееся в мэрии Москвы. Нет, не в доме на Тверской, которая бывшая резиденция московских генерал-губернаторов, а в бывшем здании СЭВа, которое Лужков сумел отжать в пользу Москвы после развала и упразднения этой организации. И вот там среди остальных гостей обретался и Горбачев. Блин, каким же он тогда выглядел жалким… старым, дряхлым, с пятном на лбу, ставшим еще более уродливым, так что я как-то застеснялся что-то делать. Впрочем, он в моем антирейтинге все-таки стоял на втором месте. На первом был Боря-алкоголик… И вот ему врезать хотелось так, чтобы напрочь отбить пальцы, чтоб кулак от удара заболел! Впрочем, не факт, что у меня получилось бы и с Горбачевым. Вполне возможно, рядом с ним ошивались какие-нибудь телохранители. Я ж не приглядывался… Ельцин же к тому моменту уже сдох, так что был недосягаем. Ну да немудрено, если вспомнить, как он по-черному квасил. А потом меня как ударило…

– Так, Мила, бегом сюда! – заорал я помощнице, лихорадочно выуживая из бумажника деньги. – Сейчас бегом в цветочный ларек, ну который на первом этаже – купи тридцать роз.

– Каких? – испуганно пикнула она.

– Белых! – Лучше бы подошли серебряные – все ж знают про «тридцать сребреников», но таких пока нет. Красить розы, шприцами вливая в стебель краску, научатся гораздо позже… – а если белых не хватит – бери любые. Главное, чтобы шипы были подлиннее.

– Шипы? – остолбенев, переспросила помощница.

– Да-да, быстрее давай… – Мила вылетела из кабинета, а я зло оскалился и забормотал некстати вспомнившуюся дурацкую переделанную скороговорку из прошлой жизни, которая тем не менее как нельзя лучше соответствовала моему текущему настроению:

– Шел Шива по шоссе, сокрушая сущее, а навстречу Саша шла, круглое сосущая…