— Елизавета Петровна из восьмой палаты. У нее совсем никого нет. Даже проведать некому. Представляешь?

Клим вздыхает. Достает из внутреннего кармана пиджака смартфон и командует:

— Диктуй.

— Что именно?

— Список страждущих. Я буду заказывать обед и на них. Если это единственный способ заставить тебя поесть.

— Эй! — кладу руку поверх широкого запястья мужа, млея от того, что могу касаться его, столько, сколько моей душе будет угодно. — Я ем. Просто сегодня так вышло. Застряла в операционной. Не пропадать же добру.

— Ну, да. Тем более что тебя всегда есть кому накормить.

Терентьев бросает хмурый взгляд на злосчастный внедорожник.

— Постой-постой… Ты ревнуешь!

— С чего бы это?

— Нет! Ты ревнуешь… Как ми-и-и-ило! — наклоняюсь к мужу, трусь лицом о его грудь, а меня за воротничок ухватывают цепкие ручки дочки. Понятно. Маленькая проказница проголодалась. Да и я уже переполнена настолько, что это начинает причинять боль. Клим понимает все с полуслова, нажимает кнопку, поднимая разделяющее нас с водителем стекло и отстегивает Танюшку. Пробегаюсь пальцами, расстегивая хлопковую летнюю блузку, забираю дочку из его рук и прикладываю к груди. Терентьев с жадностью наблюдает за происходящим. У него явный пунктик на этот счет, который он и не пытается скрыть.

— Не смотри так на меня, — невольно ерзаю на сиденье.

— Это еще почему?

— Ты знаешь! А дома мы будем еще бог знает когда, и не факт, что нам удастся уединиться сразу.

— У нас опять гости?

— Мама с Никой обещали заехать. А к ним, как всегда, кто-нибудь упадет на хвост.

Танюшка «отпочковывается» от одной груди, и я поворачиваю ее к другой. Из-за установленного автокресла даже в просторном салоне Майбаха нам втроем довольно тесно. Я то и дело касаюсь Клима, и от этого сгустившееся между нами желание разгорается все сильней.

— Ты знаешь, как я люблю Ани, но то, что она делает со стариком — за гранью моего понимания.

— Пусть они сами разбираются в своих отношениях, — успокаивающе поглаживаю мужа по коленке. Он перехватывает мою ладонь и сдвигает намного выше, чем я планировала. Во рту моментально пересыхает. Я сглатываю и сильнее сжимаю пальцы.

— Так и знал, что ты будешь ее защищать! — бормочет немного задушено.

— Я не защищаю. Просто мама — взрослая женщина…

— За которой скоро закрепится слава аморальной! Клянусь, я видел, как она тайком выбегала из офиса, застегивая пуговички на блузке.

Замираю с открытым ртом:

— Ты шутишь!

Нет, не то, чтобы я ханжа. Но моя мама… Моя королева-мама! И где? В офисе! Впрочем, с тех пор, как отец Клима возглавил одну из дочек его кампании и вышел на рынок адаптивных технологий 3-D-печати, он целыми днями пропадал на работе.

— Да вот те крест. Это было… хм… ужасно.

— Ты просто завидуешь.

— Чему?

— Их насыщенной приключениями сексуальной жизни!

— Матерь божья, Татка! Как ты можешь? Им же… они же… старые! Какие приключения?

— Судя по всему — завидные! Они, может, потому и не женятся, что вот так веселей…

— Звучит так, будто ты жалеешь о нашей свадьбе, — суживает глаза Терентьев.

Смеюсь тихонько, чтобы не разбудить прикорнувшую дочку. Многозначительно кошусь на креслице, давая понять, что неплохо бы его установить в положение «лежа», и перекладываю Танюшку.

— Ни в коем случае. Не жалею! Ты же знаешь. Наша свадьба — лучшее, что вообще могло со мною случиться.

— Да. Это было занятно.