Мы идём в дом. Едва переступив порог, я поворачиваюсь к Власовой и выпаливаю:

– Привезла?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она закатывает глаза, извлекая из сумки сразу пять коробочек разных цветов.

– Как видишь.

– Спасибо, – забираю коробочки и скрываюсь в ванной. – Ты же не сказала ему?

– О, нет, подруга! – говорит она через дверь. – Я Власова, конечно, люблю и уважаю, но у девочек должны быть свои секреты.

Я выполняю нехитрые манипуляции и открываю дверь.

– Подождёшь со мной? Что-то страшно…

– Да не трусь, Маргарита. Всё будет хорошо.

Мы синхронно склоняемся над плоской поверхностью, где в ряд на коробочках выложены все пять тестов, и ждём результатов.

– Ты сама-то хочешь? Или рано ещё?

– Я не знаю, – закусываю губу, чтобы не чувствовать трепетного волнения.

Поверить не могу, что две недели мне удавалось скрывать от Власова ежеутреннюю тошноту. Знаю я его! Только намекни, вызвал бы с огорода тётю Нюру и запретил бы возиться с Софийкой! Словно я больная, а не беременная! Ладно, возможно беременная. И чем явственней проявляется вторая полоска на каждом из тестов, тем очевиднее моё положение.

– Поздравляю, – выдыхает Ангелина.

– Спасибо, – выдыхаю я, быстро смаргивая слёзы.

Женщина окидывает меня взглядом и хмурится:

– Погоди, ты не рада, что ли?

– Ну что ты! Я счастлива! – возражаю я, накрывая ладошкой плоский живот.

Я действительно счастлива. Несмотря на ужасы недавнего прошлого, мы с Яром довольно быстро пришли в себя. Ну он-то понятно. Кулаком по столу ударил и решил, что всё закончилось. А сколько бессонных ночей я провела над Соней в страхе, что она исчезнет, стоит только закрыть глаза? Каждую, пока Ярослав не сообразил, куда я сбегаю, как только он заснёт. Именно тогда-то он по столу и ударил. А потом Софийка начала спать с нами, между нашими подушками. И постепенно я приходила в норму.

Мне нелегко было принять, что вся моя семья оказалась всего лишь иллюзией. Даже их фейковая смерть. Больше всего меня ужасал поступок матери, каждый из её поступков. И самое неприятное, что она твердила, что делала все эти безобразные вещи, потому что любила меня.

Сейчас мне слабо представляется, как можно не любить одного ребёнка, но любить другого. Возможно, она не любила нас обоих, но для Максима у неё было достойное оправдание. Разбираться я не собираюсь. Как и когда-либо встречаться с ней. Или с отцом, который хоть и не принимал особого участия в её делах, но и не препятствовал. А это, как по мне, ещё хуже.

Единственный член моей семьи, кроме Сони и Власова, конечно, с которым я изредка вижусь, это Максим. Хотя Ярославу это и не нравится, но раз в две недели он везёт меня в психиатрическую больницу и стоит рядом, крепко сжимая моё плечо, пока я беседую с братом. Он никогда не сможет больше покинуть этих стен по решению суда, но сейчас у него хороший уход и первоклассное лечение, которое я оплачиваю с наследства Туманова.

Каким-то чудесным образом переписанное завещание так и не всплыло, и я всё-таки стала наследницей многомиллиардного состояния и его бизнеса. Но мне нет до этого никакого дела.

Насколько мне известно, Ярослав нашёл дельного управляющего, который неплохо управляется с фирмой и множит наши капиталы, которые я спускаю на лечение брата. И лечение даёт плоды. На новых препаратах Максим совершенно вменяемый и больше не хочет быть мной. Пожалуй, впервые в жизни он хочет стать собой, и я хочу ему в этом помочь, как только доктор позволит мне сделать это.

Каким именно образом, я пока не решила, но что-нибудь обязательно придумаю. Или мне поможет Яр.