– Да я с ума сойду, слушая твои рассказы, – честно признался я. – Когда Иван вернется, одному богу известно, а щи вот они, – кивнул я на стол. – И что мне прикажешь делать?

– Так вы пока рюмочку-то выпейте, – посоветовал Прохор и кивнул на запотевший графин. – И рыбкой копченой закусите – аппетит нагуляйте.

– Так выпил уже и закусил, – ответил я. – Нагулял аппетит-то.

– А вы вторую, ради любопытства, Петр Ильич, усугубите. С вас не убудет.

– Да и вторую усугубил, душа ты окаянная. – Я опустил на колени газету. – А ты надо мной все измываешься.

– А вы и третьей не побрезгуйте, – строго молвил старый слуга и двинулся из столовой. – Пойду хлеб нарежу, сердцем чую, Иван Ильич уже на подходе!

– Императрица Елизавета Петровна, дабы ты знал, от обжорства померла в пятьдесят два года, добаловалась жирными щами! – бросил я вслед старому слуге.

– Кто от щей-то помрет? – как от назойливой мухи отмахнулся Прохор. – Дурак разве что. Или черт. – И скрылся.

Ждать Ивана не было мочи. А коли бричка по дороге сломалась? А если еще кто-то приболел да упросил остаться? «Не буду ждать», – решил я. Но едва сел за стол, как весело забился колокольчик в прихожей. А за ним и хлопнула дверь.

– Чуяло сердце, Иван Ильич вернулся, – спускаясь, сказал Прохор.

И скоро в столовую вошел мой младший брат, раскрасневшийся с мороза.

– Почтальон принес письмо, – сказал Иван. – У парадного перехватил. Ты нужен некоему графу Кураеву из Семиярска, – он протянул мне конверт. Глаза его, едва охватили стол, так и вспыхнули: – Заждались меня? И правильно! – Он растер подмерзшие руки. – У купчишки того, Мясоедова, поел слабовато, спешил, разговор был никудышный, он мне все про свое ремесло долдонил, как просо лучше продавать, а говорить с его домочадцами – так лучше сразу повеситься. Вот я деру и дал, а потом уж, по дороге, пожалел, что не стерпел их трескотни. Дорога-то длинной вышла! Погоди, сейчас только руки сполосну да переоденусь. Прохор, где ты?! Готовь-ка ванну! Тотчас же после трапезы и полезу! Подождешь, Петр Ильич?

– Два часа ждал, еще пять минут подожду, – я налил брату рюмку водки: – Выпей с дороги – повеселеешь.

Иван выпил и пошел переодеваться. Прохор взялся разливать по тарелкам ароматные щи.

Я же распечатал конверт и вытащил сложенный вдвое лист бумаги. Автором письма был Александр Александрович Кураев, потомок древнего аристократического рода, его Семиярской ветви. Я слышал об этом человеке из соседней губернии, который десятилетиями, по слухам, вел закрытый образ жизни.

Распечатав письмо, я прочитал следующее:

«Многоуважаемый г-н Васильчиков, здравствуйте!

Я немало слышал о Вас, как о достойнейшем в наших краях и за его пределами сыщике, к тому же потомственном дворянине, поэтому смею просить Вас о профессиональной услуге и надеюсь на Ваше согласие. Самому мне не справиться с этим делом, и тем людям, которых я знаю и которым доверяю. Мне необходима именно Ваша помощь, и чем быстрее, тем лучше. А еще правильнее сказать – без отлагательства. Дело, меня интересующее, сопряжено с опасностью, но будет мною более чем хорошо вознаграждено независимо от исхода. Если Вы не заняты в ближайшие две недели, прошу покорно приехать ко мне под Семиярск, в имение Горбатое.

Буду ждать Вас с нетерпением!

Ваш покорный слуга, граф А.А. Кураев.

1998 год, поместье Горбатое».

– Однако, – пробормотал я, складывая письмо. – Семиярск, граф Кураев, Горбатое. Однако…

Вошел Иван. Пока он садился и заправлял за воротник салфетку, я сказал наблюдавшему за нами слуге:

– Прохор, голубчик, погуляй поди. Мне с братом поговорить надобно по душам.

Мы выпили по стопке водки, закусили рыбкой. Иван Ильич ждал. А когда выпили по второй, я вновь развернул письмо и вслух перечитал его.

– Что скажешь? – спросил я.

Иван Ильич, прихватив с блюда кусок пирога с телятиной, задумался.