Девушки переводили взгляд с меня на сине-белый плакат и обратно. Я же устремил свой взор к высоте более трех тысяч метров. Ледник Мер-де-Глас. Валлорсин. Канатная дорога Агюль-дю Миди. Ультрамарафон вокруг Монблана — это сто шестьдесят восемь километров пешеходной тропы, сорок шесть часов пробега… На одной ноге. Способен ли я на такой подвиг? Выложиться полностью, забыть о боли? Медсестры уже сочувствовали, на глаза наворачивались слезы. Мне показалось, что я стал розовым, как поросенок. Я уставился на стену, покрытую грязной белой штукатуркой, словно среди следов плесени и ржавчины, стекавшей с потолка, надеялся обнаружить чьи-то невидимые следы.

— К тому же Джам — холостяк, — продолжал Ибу. — Неужели никто из вас не хочет сопровождать его? Поехать с ним в Ипор, блин!

И он подмигнул мне. Я весь напрягся.

— Давайте, девушки… — не унимался Ибу. — Требуется всего-то одна волонтерка! Неделя, о которой можно только мечтать! Составьте компанию олимпийскому чемпиону и станьте его половинкой.

Спасибо тебе, Ибу. Я внутренне подобрался, словно на тренировке.

— Кроме шуток, девушки. Но потом вы мне его вернете.

3

Забыть о боли?

Вытянувшись на ложе из гальки, у моих ног лежал труп.

Из-под головы медленно текла кровь, словно чья-то невидимая рука вытягивала из-под нее кусок красного шелка, алую волну, которая нашла себе дорогу и по пологому скату заструилась к морю.

Даже мертвая, незнакомка была невероятно хороша. Черные как смоль волосы, накрывшие холодное бледное лицо, напоминали водоросли, прилепившиеся к гладкой скале после очередного отлива. Теперь тело девушки уподобилось обломку скалы, который трудолюбивое море станет обтачивать до тех пор, пока оно не растворится в окружающем пространстве.

Я отвел взгляд от тела и стал изучать известняковую стену. Она высилась прямо передо мной. С тех пор как я обустроился в Ипоре, то есть три дня назад, здешний скалистый берег еще ни разу не казался мне таким величественными. Потоки глины, стекавшие с лужаек, не видные с берега, но угадывавшиеся наверху, сплетались со следами ржавчины, сырости и грязи. Мне казалось, что я стою перед стеной гигантской тюрьмы, созданной богами, чтобы запереть в ней людей. Пытаться убежать оттуда, спрыгнуть сверху означало расстаться с жизнью.

Я посмотрел на часы.

8 часов 28 минут.

Прошло меньше четверти часа, как я вышел из «Сирены» и отправился на ежедневную тренировку. Я вспомнил советы хозяина гостиницы.

Будь осторожен, Джамал, на утесе трава будет скользить.

Потом вспомнил о красном шарфе, зацепившемся за проволоку, об овцах, о бункере… Картины сменяли одна другую. С поразительной навязчивостью. Я снова видел девушку в разорванном платье, стоявшую над краем пропасти, слышал ее последние слова: «Не приближайтесь. Вы не можете понять…», видел безмерное отчаяние, промелькнувшее в ее взгляде, прежде чем она шагнула в пустоту, сжимая в руке кашемировый шарф «Берберри», который я ей бросил.

После стремительного спуска с высокого берега сердце мое все еще колотилось так, словно я мог примчаться на пляж раньше и подхватить ее на руки. Спасти ее.

Смешно.

— Я видел, как она упала, — произнес у меня за спиной низкий голос.

Субъект в коричневой кожаной куртке. Медленно, волоча при ходьбе ноги, он подошел к телу с таким видом, словно этот несчастный случай давно сидит у него в печенках.

— Я слышал, как вы кричали, — продолжил он все тем же усталым голосом. — Я обернулся и увидел, что девушка камнем падает вниз.

На лице его появилось выражение отвращения, видимо, обозначая, что он видел, как тело разбилось, ударившись о каменистый пляж. Он прав: когда девушка прыгнула с обрыва, я закричал, устремив взор в пустое небо. Весь Ипор наверняка это слышал.

— Она не упала, — счел нужным уточнить я. — Она прыгнула.