Моя малышка – художница. Я прикалываю записку к пробковой доске поверх других, которые я сохранила, потом проверяю, закрыла ли она дверь и сбросила ли сигнализацию. Она всегда забывает об этом, говорит, мол, ничего ценного у нас все равно нет и красть нечего. Я напоминаю ей, что дело не только в этом.

Включаю душ, такой горячий, что едва выдерживаю его. Помещение заполняется паром, мыльные пузыри кружатся в водовороте вокруг моих ног, их затягивает в сливное отверстие. Мои волосы снова длинные, влажные локоны спадают на грудь. Мысли роятся в голове, когда я обдумываю планы на следующую неделю: каким клиентам понадобится дополнительная помощь перед Рождеством; может, стоит выставить дополнительную вакансию для уборщика. Пожалуй, я смогу расшириться и взять еще одного человека, когда Софи поступит в университет. Мне нравится это чувство свершения. В самом начале были только я, старая колымага и ящик с чистящими средствами. Сейчас у меня четыре штатных работника, и ничто не тянет меня назад.

Одевшись, я снимаю телефон с зарядки и вижу, что пришло сообщение от Маркуса: «Ты все еще хочешь пропустить эту неделю? Дай знать». Маркус ведет курсы самозащиты в группе психологической поддержки жертв бытового насилия и иногда дает мне частные уроки.

Я отвечаю ему: «Ага, просто занята, но мы встретимся на собрании». Делаю вторую чашку кофе – первая для бодрости, вторая для удовольствия – и прислоняю телефон к вазе с фруктами на кухонном столе. Захожу в скайп и жду, пока Дженни не ответит на мой звонок.

Вот она появляется, ее белокурые волосы все еще растрепаны после сна, лицо бледное, без косметики, но тем не менее она блистает неземной красотой, как ангел, и выглядит намного моложе своих сорока пяти лет. Я всегда говорю ей, что если бы она не была моей подругой, мне пришлось бы убить ее.

– Боже, – говорит она, – что за утро!

– А?

– Девочки. – Она качает головой. – Ну, хватит об этом. Что делаешь сегодня?

– У меня одна работенка по уборке. А потом рождественский шопинг.

– Я думала, что в субботу у тебя выходной.

– Одна из новеньких уволилась – укатила со своим парнем.

Большинство девушек, которых я нанимаю, я нахожу в своей группе психологической поддержки. Это женщины, начинающие с нуля, со скудными пожитками в чемоданах, в мусорных пакетах или просто сваленными на заднее сиденье машины. К сожалению, они не всегда готовы двигаться дальше.

– Она говорит, что он изменился, но ты же знаешь…

– Ну да.

Мы обе замолкаем. Ей не нужно рассказывать, что она думает о своем бывшем муже, и она знает, что я думаю об Эндрю. Мы с Дженни тоже познакомились в группе.

– Как Софи? – спрашивает она.

Мы делимся идеями о рождественских подарках, говорим все, что взбредет в голову. Несколько лет подряд мы вместе делали покупки – Дженни действительно умеет устроить в рождественском хаосе торгового центра увлекательное приключение. С тех пор как она несколько месяцев назад переехала в Ванкувер, я по ней ужасно скучаю, но мы стараемся общаться как можно чаще.

– Я не уверена по поводу Грега, – говорю я. – Что можно знать о том, с кем встречаешься всего несколько месяцев?

– Как насчет ужина? Или одеколона? В «Гэп»[3] продаются симпатичные свитера.

– Не думаю, что они ему подойдут.

Я улыбаюсь, пытаясь представить себе Грега, с его яркими тату и выбритой головой, в консервативном свитере. Я видела его только в униформе UPS[4] или в рубашках и темных джинсах. Выглядит он довольно угрожающе, но когда начинаешь с ним общаться, то замечаешь его теплый взгляд и счастливый смех. Одеколон, наверное, неплохая идея. Потом я понимаю, что даже не знаю, каким одеколоном он пользуется.

– Я должна подумать об этом, – говорю я. – Я хотела пригласить его к нам, украсить елку вместе со мной и Софи, но это всегда была наша с ней традиция.

– Может, стоит ее спросить, что она думает по этому поводу.