Я затаила дыхание. Мне не хотелось так много рассказывать, но я не могла не думать о том, как бы помочь папе, который сидел дома и беспрестанно названивал по телефону. У него раньше была отличная работа, но его уволили из-за того, что ему приходилось много времени уделять маме.

– Скажи ему, пусть заглянет на сайт.

После этого я видела Эндрю в те дни, когда носила обед отцу. Он редко делал перерывы, чтобы пообедать со своей бригадой, но почти всегда останавливался, чтобы поприветствовать меня и спросить, как у меня дела.

– Он никогда не сдается, – рассказывал нам отец за обедом с восхищением, которое даже и не пытался скрыть. – Мы приходим, а он уже там, трудится, пока мы с парнями пьем кофе с пончиками, и последний уходит домой.

Однажды я принесла ему бутерброд с жареной говядиной, и он ужасно удивился этому, уставившись на него, а я ждала, сгорая от стыда. Затем он широко улыбнулся и сказал, что обожает бутерброды с жареной говядиной. Мы посидели, поговорили, и он предложил взглянуть на землю, которую подумывал прикупить. Мы пешком обошли весь участок, пролезая под бревнами, перебираясь через них, сбегали с холмов, смеялись, когда чуть не упали, пили воду из одной бутылки, проклиная себя за то, что не взяли больше питья. С того дня мы виделись друг с другом при каждой возможности.

Мы не жили вместе, но меня это не беспокоило. Мы понимали друг друга, улавливали каждую мысль, любое настроение. Он знал, когда я голодна и устала или когда что-то расстроило меня. А я знала его и была уверена: выйти за него замуж – это лучшее из решений, которые я когда-либо принимала.

Проходя мимо, Эндрю остановился и поцеловал меня в щеку.

– Добро пожаловать домой, миссис Нэш.

Я распаковывала коробку в новом кабинете Эндрю, аккуратно раскладывая документы в ящике стола, когда услышала позади его шаги. Я повернулась и улыбнулась, но вздрогнула, увидев выражение его лица. Он казался едва ли не расстроенным, но потом черты его смягчились.

– Ты не должна этого делать, – сказал он.

– Да ладно.

Мне стало интересно, не вид ли этого стола так его взволновал. Это единственное, что осталось у него от отца. Мы нашли этот стол, когда делали уборку в его кладовке. Эндрю не был уверен, что его стоит тащить в этот дом, сказал, что стол слишком старый и исцарапанный, совсем не в его стиле, но я говорила ему, что дуб роскошный и что зимой мы могли бы заняться его полировкой.

Он подошел ко мне и взял документы из моих рук.

– У меня своя система. Если ты их положишь не на свои места, мне будет сложно отыскать их.

– Да, ясно. Конечно.

– Как вкусно пахнет ужин!

Я бы сказала, что он пытался сгладить свою резкость, но все еще испытывала огорчение. Нужно было его спросить, прежде чем этим заниматься. Но я так привыкла всем помогать в доме родителей… Не было никаких запретов, ведь маме поставили диагноз: рассеянный склероз. Я даже занималась финансами семьи.

– Я готовлю йоркширский пудинг.

– Хм, отлично, – сказал он, уткнувшись мне в шею.

– У тебя холодный нос!

– Я расчищал въезд. – Отец с Крисом ушли домой еще несколько часов назад, а мы остались разбираться с вещами. – Похоже, что ночью снова пойдет снег.

– Надеюсь, дороги расчистят. Джош попросил меня завтра выйти на работу.

Он поднял голову:

– Я думал, что ты на завтра взяла выходной и сможешь здесь все закончить.

Я вздохнула:

– Кто-то снова заболел.

В это время года кто-то обязательно отпрашивается с работы из-за болезни после бурного рождественского веселья.

– Я собирался поговорить с тобой об этом за ужином: я хочу предложить твоему отцу должность мастера. А это значит, что ему придется часто бывать в разъездах.

– О, ничего не выйдет, ведь мама…

Я расстроилась из-за отца. У них было много расходов, и я знала, что он полон энтузиазма по поводу одного из предложенных проектов.