– Перестань, – она положила на его губы палец, – я не хочу быть свободной. Не от тебя. Я с тобой не потому, что однажды сболтнула лишнего, а потому что полюбила. Но ты прав – мир. Если свободным хочешь ты…

Бойд перекатился на нее, навис грозный, жесткий, такой же, как в Чернолесье.

И ничего не сказал. Смотрел долго, пронзительно, будто давлением веса своего тела указывая на новый порядок вещей, который отныне и впредь не сломать. Затем добавил коротко, но емко.

– Моя. И никому.

Лин после этой фразы открылась новая глубина слова «счастье».

Не спали до самого утра. Любили друг друга, касались, чувствовали, обнимали, просто лежали. Уже рассвело, когда Бойд спросил:

– Знаешь, что мы сегодня будем делать?

– Когда, наконец, выспимся?

– Пойдем в риэлторское агентство.

– Снимем квартиру? Дом?

– Купим дом.

– Купим?

Белинда после этих слов распахнула слипающиеся веки.

– Да. Любой.

Неужели у них будет дом? Один на двоих? Где каждый из них – часть целого?

– Правда?

– Угу. Оказывается, Дрейк за то, что я резал этих тварей, отсыпал мне прилично деньжат. Вот уж не знал, когда махал мечами. Но ты спи, я пока побреюсь, если не забыл, как это делать станком, а не лезвием. Потом принесу сюда завтрак, когда проснешься. Я подожду, спи.

* * *

Ехали по широкой окружной дороге; снаружи летел снег. Машина среднего класса – новая, юркая, удобная – все, как и положено риэлтору. Сам риэлтор – тщательно причесанный мужчина средних лет – успевал все: и отвечать на телефонные звонки, и крутить руль, и говорить с сидящим рядом Бойдом:

– Почему до сих пор не продали? Причины две. Во-первых, объект появился у нас всего две недели назад, так что попросту не успел уйти, как говорится, «с пылу, с жару». А во-вторых, удаленность. Нет, понятно, что сейчас все на машинах, но все равно – восемнадцать километров от города…

Белинде – хоть все пятьдесят. Она, когда увидела этот дом на фотографии, ахнула – особняк стоял на холме. На покатом и пологом, совсем как Тин-До.

«Свой Монастырь, – гладили фото подушечки ее пальцев, – своя крепость», – ласкали контуры двухэтажного особняка жадные глаза. И она все никак не могла отпустить страницу.

Конечно, Уоррен присмотрит что-то другое – что-то для себя и себе по нраву. Прежде чем отдать каталог своему спутнику, Белинда пыталась сфотографировать дом глазами, – может, когда-нибудь она сама…

Маловероятно. Пять с половиной миллионов – такую сумму ей не поднять.

– Мы хотим его посмотреть, – вдруг объявил в офисе Бойд.

– Этот? – удивился консультант.

И удивилась Белинда – подняла недоверчивые распахнутые глаза.

– Нравится?

Нравится ли ей? Нравится?!

Ее поняли без слов.

– Когда сможем выехать? Сейчас?

– А у вас уже готова вся сумма? Потребуется ли вам кредит, ипотека?

– Ничего не потребуется – все готово.

И темноволосый мужичок впервые с прихода гостей засуетился – уловил, что наклюнулась крупная рыба.

Вокруг застыла сказка – кусочек чудесного мира. И тишина. Такая, когда слышен каждый поворот ветерка, когда только трава и облака…Позади дома пушистые елки, впереди склон, по которому расставь руки в стороны и несись – к радости, к свободе, к себе навстречу.

– Нравится?

Ей так нравилось, что она временно перестала говорить – просто боялась уйти отсюда, боялась, что станет неадекватной, когда скажут «пора». Зацепится за камень, за лавку, за дверную ручку.

– Твой дом, верно?

Бойд стоял рядом, вместе с Белиндой смотрел, как сыплется на траву снег. Эту картину она могла бы наблюдать вечно. А на веранде плетеные стулья, и можно разжечь настоящий огонь….

Ей бы сказать «давай посмотрим то, что нравится тебе» – так было бы верно, но Лин продолжала молчать. А снег все шел и падал на траву с тихим шуршанием.

– Но… не твой?