– Разве мы еще не поссорились? – Из последних сил сдерживая слезы, я сама прошла к двери из гостиной и широко ее отворила. – Если для тебя это слишком, то уходи. Уходи сейчас, пока между нами все не зашло слишком далеко!

…я не знаю, до чего успела бы договориться еще – но сквозь собственный, перешедший на ультразвук голос, услышала шаги в глубине квартиры.

Вернулся Яша.

* * *

В своей комнате я задержалась минут на пять: хоть немного привести в порядок мысли.

Да, этого разговора я боялась не зря: он расставил все точки. Я, наверное, и правда сошла с ума, если рассчитывала, что Гриша меня поймет и поддержит. Я даже не ждала, что еще застану его в гостиной, когда выйду – однако, крайне растерянный и хмурый, он стоял у окна. Не знаю, что успел сказать ему Яша.

И не знаю, была ли я теперь рада тому, что Гриша еще здесь.

– Марго, я тут выяснил кое-что о Вере Шараповой, как ты и просила, – задумчиво произнес Яков, пока я старалась смотреть куда угодно, только не на Гришу.

Но слова эти меня не на шутку взволновали и заставили похолодеть – разом вспомнились события в спальне баронессы во всех деталях. А Яков продолжал:

– Правда, в петербургском свете ее больше знали как Веру фон Гирс, баронессу и супругу Георгия фон Гирса. Скоропостижно скончавшуюся шесть лет назад.

Я кивнула. Потом нашла лицо Гриши, который смотрел на меня крайне внимательно, настороженно. И ему одному сказала:

– Я постоянно видела ее в доме твоего брата – с первого же дня. Вера представилась сестрой умершей баронессы – а у меня и мысли не возникло, что она лжет. И что ее даже не видит никто, кроме меня и Нади. Два месяца она водила меня за нос… выходит, и сестры Любы никакой нет?

– Сестра есть, – подсказал Яша, – точнее, была. Люба умерла в детстве, после затяжной тяжелой простуды.

Я снова кивнула. Вспомнился тот наш странный разговор с Верой: она, выходит, правду сказала, что ее сестра умерла. А я все поняла не так.

– Доротея принадлежала этой несчастной девочке Любе… – произнесла я, медленно осознавая все. – Поэтому, Яша? Поэтому она такая?

– Какая – такая? – мрачно спросил Гриша.

Но Яков предпочел ему не отвечать.

– Эта кукла много повидала за свой век, если можно так выразиться, – сказал он. – Была крепко связана с первой хозяйкой и стала свидетелем ее болезни и смерти. Потом, должно быть, Вера чрезвычайно привязалась к кукле – а теперь и Надя. Подобные вещи не проходят бесследно даже для неживых предметов. – Он повернулся к Грише и уже ему ответил: – Марго умеет считывать все, что помнит Доротея, Григорий Николаевич. Точнее то, что помнили хозяйки куклы.

– В таком случае, ваша Доротея знает, кто убил Веру. Так? – с сомнением спросил Гриша.

И, пожалуй, с этим можно было согласиться:

– Кукла была там… – ответила я, припомнив, что видела в белом тумане. – Она была вместе с Надей, которая играла в комнате матери: пряталась под кроватью. Надя и Доротея действительно видели все. И Надя испытала такой ужас, что немудрено, что самые страшные существа выбрались из потустороннего мира в этот момент. Их создала Надя… но я понятия не имею, как вернуть их туда, откуда они пришли.

– Монстры не уйдут, пока душа Надиной матери не успокоится, – снова подсказал Яша. – Пока в комнате, которая так пугает Надю, не наступит мир и покой.

– Так как ее успокоить? – снова встрял Гриша. – Найти убийцу? И все?

Я печально качнула головой:

– Веру держит здесь не убийца: она его даже не помнит. Боюсь, Веру держит ее муж. Она не хочет его покидать – а он не хочет отпускать ее. И я не знаю, кто из них боится расставания сильнее, Гриша.

– Если это правда… я никогда не думал, что он любил ее так сильно. Что любит ее так сильно.