Гриша, еще более растерянный, отвернулся от меня к окну. Я смотрела на него с тоской и видела, как он трет переносицу, мучительно о чем-то думая. Наверное о том, что долгие шесть лет отравлял жизнь человеку, который и сам себе главный враг и мучитель. Которому и так невыносимо плохо.

Грише тоже было плохо. Я знала это, и единственное, что удерживало от того, чтобы подойти и его обнять – страх, что Гриша меня оттолкнет на сей раз. Что-то изменилось между нами, это без сомнений.

– Григорий Николаевич, вы ключ-то успели забрать из тайника в фонтане? – окликнул Яков, пока я без успеха решалась.

И правда! О тайнике за всеми переживаниями я совершенно забыла.

Гриша отозвался нехотя:

– Там не было ничего. В фонтане действительно оказался тайник – но пустой, заросший паутиной. Если там и имелся ключ, то его забрали давным-давно. – Гриша шумно выдохнул – и полуобернулся к Якову. Как будто понял что-то. Договорил, тщательно подбирая слова: – вероятно, ключ забрал тот же, кто заложил кирпичами ход из дома в мастерскую деда… Марго, Яков, простите, мне нужно ехать прямо сейчас.

– В особняк? – сообразил Яша.

– Да. Мы с Георгом спорили о мастерской, пока Марго была без сознания. Я упрекнул его, что он велел заложить ход – но Георг заявил, что не делал этого. Зная его, он теперь наверняка захочет попасть в мастерскую… а ведь там все ответы. Он поймет тогда, кто убил Веру. У меня плохие предчувствия… Я должен ехать, простите.

Гриша не звал нас с собой – а на меня так и вовсе не взглянул, пулей вылетев за дверь. Однако Яков коротко велел мне захватить пальто и сам поторопился следом: отпускать Гришу одного он не собирался.

* * *

За всю поездку Гриша так и не сказал мне ни слова и тотчас отводил глаза, когда его рассеянный взгляд случайно касался меня. И это меня убивало… дорога казалась неимоверно длинной.

– Полагаете, ключ забрал один из ваших родственников? – спросил Яков уже на Мойке, пока Гриша терзал дверной звонок особняка фон Гирса.

Приехали мы затемно, дом еще спал в такое время – разве что Глаша и дворецкий были на ногах

– Ключ забрал тот, кто убил Веру, – чеканя слова, плотно сжимая губы, ответил ему Гриша. – Тайник мог вскрыть лишь кто-то из нас троих. Не я. Значит, или Кики, или Георг. А Георг слишком любил Веру. Он не мог ее убить.

– Не делай поспешных выводов, – вставила я, – не только вы втроем знали дни рождения друг друга.

Но Гриша и тогда мне не ответил. Словно я сама стала для него призраком, от которого он бы с радостью избавился.

Дверь, наконец, открыла заспанная горничная: первым делом пискнула, что хозяина нет дома – но Гриша, не слушая, отодвинула ее в сторону. Никакая сила на свете не помешала бы ему сейчас пересечь вестибюль и в щепки разнести дверь в запретное левое крыло.

Впрочем, дверь была открыта и так… распахнута настежь, чего раньше никогда не бывало.

Как и двери комнат баронессы фон Гирс.

Гриша, не задерживаясь, не оглядываясь и, казалось, даже не думая ни о чем, упрямо и целенаправленно шел через ее будуар, потом спальню. Я семенила следом, боясь вздохнуть лишний раз. Пока, миновав очередной проход, мы не оказались в знакомом мне уже Хранилище.

Только кирпичной кладки, закрывающей ход в мастерскую, больше не было. Ее грубо и совсем недавно снесли – даже клубы пыли еще не осели полностью. Вероятно, ночью Георг заставил это сделать своих лакеев.

Гриша медлил, стоя у темной дыры в стене. Клянусь, оттуда веяло почти что могильной сыростью и настоящим ужасом… Глупости, что мужчины ничего не боятся – боятся, еще как. И слава богу, потому что только теперь он и обернулся ко мне.

– Пойдешь со мной?

– С тобой я пойду куда угодно! – не раздумывая, ответила я и взяла его за руку.