Милгрим светил фонариком туда, куда ему велели, и смаковал глубину восприятия, которую давала таблетка. Когда-то он встречался с женщиной, утверждавшей, что витрины магазинов, где распродают излишки армейского имущества, – гимн мужской слабости. Интересно, в чем слабость Брауна? Этого Милгрим не знал, однако сейчас восхищался его руками в хирургических перчатках: они шевелились, как дрессированные морские существа из сказочного цирка-аквариума, наученные изображать движения фокусника. Вот они нырнули в карман и достали прозрачную коробочку, откуда ловко извлекли крохотный голубовато-серебристый предмет. Что-то корейское. Милгрим не помнил, отчего эти цвета ассоциировались у него с Кореей.

Батарейка.

Батарейки нужны везде. Даже в том приборчике, что ловит для Брауна и его своры редкие эсэмэски НУ, исходящие и входящие, прямо из воздуха этой квартиры. Милгрим недоумевал: он раньше думал, «жучок» должен быть в телефоне. А этот НУ, по рассказам Брауна, редко использовал дважды одну и ту же трубку или номер. Покупал их и выбрасывал. А впрочем, если вспомнить, так поступал и Бердуэлл.

Браун встал на колени возле вешалки с одеждой и принялся ощупывать зелеными перчатками край чугунного основания на колесиках. Милгрим щурился на рубашки НУ и черную куртку: ему хотелось взглянуть на фирменные ярлычки, но приходилось держать фонарь, освещая чужие руки. Какая же это марка? Может, A. P. C.? Или нет?.. Однажды, когда они вдвоем сидели в закусочной на Бродвее, мимо прошел НУ собственной персоной, даже глянул на них через запотевшее окно. Браун от неожиданности спсихел, начал лихорадочно диктовать по беспроводной гарнитуре какие-то коды. Милгрим поначалу даже не понял, что паренек в черной кожаной шляпе с загнутыми впереди полями и есть тот самый НУ. Он выглядел как этнический вариант молодого Джонни Деппа. Браун однажды упомянул кубинско-китайское происхождение НУ и его родных, но Милгрим не определил бы этого на глаз. Скорее бы принял парня за филиппинца, да и то неуверенно. К тому же вся семья говорила по-русски. Вернее, обменивалась эсэмэсками на чем-то вроде русского. Голосов людям Брауна, насколько Милгрим знал, перехватить пока не удалось.

Эти-то люди и беспокоили Милгрима. Вообще Милгрима тревожила масса всего, в том числе сам Браун, однако брауновские невидимые товарищи удостоились отдельной мысленной папки. Во-первых, их явно было чересчур много. Где служит Браун? В полиции? А те, кто перехватывает для него эсэмэски, – полицейские? В это Милгриму верилось с трудом. Они действовали как сотрудники федерального агентства. Но коли так, кто тогда Браун?

Тот словно услышал беззвучный вопрос и, не вставая с колен, тихонько, с пугающим удовлетворением, хмыкнул. Морские зеленые твари вновь вынырнули на свет, держа что-то черное, матовое, возможно замотанное такой же черной матовой изолентой. Следом тянулся крысиный хвост черной матовой проволоки, тоже с изолентой. Милгрим догадался, что старая вешалка из Швейного квартала служит приборчику дополнительной антенной.

Браун менял батарейку, а Милгрим аккуратно держал фонарь так, чтобы освещать ему работу, но и не попадать в глаза.

Так, может, Браун из федерального агентства? ФБР? Управление по борьбе с наркотиками? Милгрим когда-то встречал и тех, и других. Он знал, что это разные (и взаимно враждебные) породы людей. Браун явно не принадлежал ни к одной из них. Впрочем, за последнее время наверняка появились новые, невиданные прежде разновидности федералов. Однако сочетание явно низкого IQ Брауна с той степенью автономности, которой он располагал в нынешней неведомой операции, продолжало смутно терзать Милгрима, несмотря на действие таблетки, необходимой, чтобы просто стоять здесь и не вопить.

Браун, склонившись к ржавому основанию вешалки, сосредоточенно установил «жучок» обратно.