В результате возникли и по сей день сохраняются терминологическая путаница и расхождение во взглядах на формирование структуры психики. Разграничение понятий Эго и самости, а также представление о бесконфликтной сфере Эго побудили некоторых теоретиков ограничить свои исследования формирования психической структуры эдиповым комплексом и детским неврозом. Например, Кохут (1977) и его последователи (см. Tolpin, 1978; Stechler, Kaplan, 1980) утверждают, что рассмотрение конфликта и структур в рамках трехсторонней модели больше отвечает позднему периоду раннего детства, то есть тому периоду, когда конфликты эдипова комплекса разрешены (дело обстоит так, будто Супер-Эго возникает только в это время, и поэтому только тогда об Ид, Эго и Супер-Эго можно говорить как об интернализированных структурах). Этот подход распространился на теорию возникновения патологических синдромов, в которой утверждается, что детский невроз, по-видимому, особого значения не имеет, в результате чего возникло общее представление, что психопатология, отражающая в первую очередь доэдиповы элементы, лучше всего объясняется в рамках теории объектных отношений. В результате появилось искусственное противопоставление психопатологии, возникающей вследствие дефицита, и психопатологии, возникающей вследствие конфликта. Из-за этого в теориях, основанных на концепции объектных отношений или на психологии самости, делаются подчас необоснованные выводы об этиологической роли неблагоприятного внешнего окружения и игнорируется значение конфликтов и неврозов, а также пригодность структурной модели для объяснения невротических симптомов более поздней этиологии.

Эти теории, по всей видимости, основываются на двух неправильных представлениях: первое – что предложенное Гартманном разграничение самости как личности в целом и Эго как структуры означает их взаимоисключение, и второе – что Фрейд в структурной модели отказался от эмпирического значения термина «das Ich». Таким образом, в английском переводе и в предложенных Гартманном и Якобсон разграничениях богатство и яркость первоначального понятия Фрейда были утрачены. Эти разграничения и классификации, вначале внесшие ясность, впоследствии привели к значительной теоретической путанице и неопределенности. Например, многие аналитики теперь ограничивают термин «Эго» абстрактным значением системы, рассматривают его как реликт устаревшей механистической структурной метапсихологии и обращаются в основном к эмпирической части понятия, рассматривая трансформации представлений о себе и объекте.

Но едва ли возможно всерьез говорить о психоаналитической психологии, не обратившись к внеэмпирическому, понятийному, внутреннему пространству психических структур. Следовательно, исходно эмпирическое понятие «самость» стало описываться как структура, которой присущи различные функции отвергнутого понятия «Эго». В результате, как отмечает Спрюэлл (1981), понятие «самость» приобрело множество неопределенных значений, которые относились к сфере «das Ich». Это относится к понятию Кохута «вышестоящая самость», к идее Штерна (1985) о том, что чувство себя выступает организатором развития, а также к указаниям Сандлера (1962, 1964, 1983) и Эмде (1983, 1988а) на присущие самости процессы организации и саморегуляции. Более того, их описания удивительно похожи на формулировки Фрейда (1923а, 1926), а также на рассуждения Гартманна об организующей, регулирующей функции Эго (1950). Рассуждая о роли Гартманна в прояснении психоаналитических понятий, Бреннер отмечал, что нынешним брожением умов в американском психоанализе «мы обязаны прежде всего Хайнцу Гартманну» (1987, р. 551).