Его шершавые пальцы жадно коснулись моей шеи. Я помню его пальцы до сих пор. Наощупь. Они же грубо заставили меня подняться. Его руки без удара ударили. Как током, кипятком ошпарили.

От его прикосновений хотелось плакать, но я послушно встала на носки. Лишь бы отпустил, не касался, не трогал…

Какая ирония! Ведь я пришла сюда именно за этим.

Чтобы не отпустил.

Чтобы касался.

И чтобы непременно — трогал.

Какой же он высокий, мама. И сильный. Воспоминания нахлынули, ударив в самое сердце. Я помню его таким.

— Ты чья? Кто отправил? Кому? — отчеканил он, проглатывая буквы.

Пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на его растянутые в жажде губы.

Он хочет меня. Свой подарок. Хочет прямо сейчас по случаю освобождения.

Вопрос только: получит ли?

— Я не знаю, — голос предательски дрожит, — я для Давида Басманова. Ему предназначена.

Ответ его удовлетворил. По глазам потемневшим увидела и по кадыку, дернувшемуся от голода.

Он почти нежно толкнул меня в квартиру. Я попятилась, наблюдая за тем, как он хватает с пола мешок и запирает за нами дверь. Все улики в дом. Внутрь.

Меня тоже внутрь, оставлять там не хочет. Себе хочет.

Поворот ключа. Всего один. До второго он уже не терпит, достаточно одного. Я — все его внимание и все желание.

— Иди ко мне, красивая.

Я пятилась до тех пор, пока связанные за спиной руки не уперлись в стену. Костяшки ударились в декорированный бетон. Взгляд мой непроизвольно упал на металлическую рукоять, выпирающую из-за его пояса.

— На это смотришь? — он ухмыльнулся и достал пушку, — для тебя сегодня другая программа. С плашкой восемнадцать плюс.

Я шумно сглотнула. Теперь я поняла, для чего я связала себе руки.

Чтобы не сбежать, когда он двинется на меня.

Чтобы скрыть свою ненависть, когда он впервые поцелует меня.

И чтобы случайно не выхватить из-за его пояса пистолет, заряженный сладкими пулями. Одна из таких непременно окажется в его лбу. Непременно.

Я обещала. Ему, себе, им. Всем обещала.

Убийца моих родителей приблизился и схватил меня за щеки.

— Только не говори, что ты невинна, — услышала я одурманенным сознанием, — нежности сегодня не будет.

Я сцепила челюсти — его пятерня жадно впилась в мое бедро, другой рукой он бездумно поднимал мое платье. Он потерял рассудок. Я — кусок мяса, кинутый в клетку с тигром. С одним очень жадным тигром.

Платье на мне было белоснежным и искусным. Я не прогадала: этот кусок ткани ему понравился. Он без ума.

Я пропала.

Боже, я пропала.

Я смотрела на убийцу, и его глаза были нечеловечески пустыми. Он словно не здесь, а еще там, в тюрьме. Где ему самое место.

— Ты слышишь меня?! — его губы яростно сжались.

Крик непроизвольно вырвался из моей груди. Я задумалась. Я не слушала. А он что-то говорил, продолжая терзать мое безвольное тело.

— Невинна, — выдавила я.

На его лице отразилось недовольство, губы сжались в тонкую полосу. Я огорчила его. Он хотел быстро, грубо и много раз, а здесь я.

— Если ты не согласна с тем, что дальше будет происходить, пошла вон. Сюсюкаться не стану, красивая.

Нет, нельзя вон.

Я хотела улыбнуться, но его тело так сильно вжало меня в стену, что стало больно говорить.

— Решай быстро, пока я не передумал, — он проглатывал буквы. Нетерпеливый.

— Я добровольно. Меня специально прислали. Для Давида Басманова, — вторила я как безумная.

Ему нравилось это слышать.

Специально для него прислали. Для Давида Басманова. Как сладко и по-хозяйски это звучит, правда?

— Ладно, пусть будет так, — он сцепил челюсти, — тогда ты можешь остаться. Но ты знала, на что шла. Знала кто я. Так, девочка?

— Вы правы, — согласилась я, — я согласна на все.

— Так уж на все? — ухмыльнулся он, как тогда. Пять лет назад.