В смерти не будет ничего слишком плохого, полагает он: составляющие его части будут перераспределены и возвращены. Жизнь уже была долгой, и в некоей точке, приближение которой он начинает предчувствовать, скоро настанет время уйти и уступить место другим.

Однажды вечером, возвращаясь домой по темным улицам, он увидел цветочный магазин. Должно быть, он много-много раз проходил мимо, но никогда его не замечал. Витрина была ярко освещена и заполнена разнообразным цветеньем. Рабих входит, и преклонных лет продавщица тепло улыбается ему. Взгляд его манят первые у природы цветы робкой весны – подснежники. Он смотрит, как руки женщины заворачивают букетик в тонкую белую бумагу.

– Для милой, я права? – улыбается она ему.

– Моей жене.

– Счастливица, – произносит продавщица и протягивает ему цветы и сдачу. Рабих надеется, что придет домой, и в этом случае цветочница окажется права.

К браку готовы

Они женаты уже шестнадцать лет, и все же только сейчас (немного поздновато) Рабих чувствует, что и вправду готов к браку. Это не такой парадокс, как кажется. При условии, что брак учит чему-то важному только тех, кто записался к нему на курс обучения. И это нормально, что готовность скорее должна следовать за церемониалом, нежели предшествовать ему, возможно, десятилетие-другое. Рабих признает, что всего лишь ловкость языка позволяет ему утверждать, будто он женат всего один раз. То, что убедительно представляется едиными отношениями, на деле прошло через такое множество эволюций, разобщений, пересмотров, периодов расставания и эмоциональных новоселий, что, по правде, он прошел по меньшей мере через дюжину разводов и повторных браков – просто с одним и тем же лицом. Он едет по долгому пути в Манчестер на встречу с клиентом. В машине, за рулем, вот где ему думается лучше всего ранним утром, когда дорога почти пуста и поговорить, кроме самого себя, не с кем.

Когда-то вас признавали готовыми к бракосочетанию по достижении определенного финансового и социального статуса: когда у вас был собственный дом, сундук с приданым, полный полотна, набор дипломов и свидетельств на каминной полке или несколько коров с принадлежащим вам наделом земли.

Потом – под воздействием романтической идеологии – подобный практицизм стал все больше казаться чересчур торгашеским и расчетливым, и фокус сместился на эмоциональные качества. Стало считаться важным обладание верными чувствами, в том числе чувством, что найдена родная душа, верой в то, что тебя во всем понимают, уверенностью, что никогда больше не захочется спать с кем-либо еще.

Романтические представления, как теперь известно Рабиху, это рецепт несчастья. Его готовность к браку основывается на наборе совершенно иных критериев. Он готов к браку, потому что (открывая перечень) он отказался от совершенства.

Провозглашение любимых совершенными может быть признаком только того, что мы не сумели понять их. Можно заявлять о начале узнавания кого-либо, только когда любимые основательно разочаровали нас.

Впрочем, проблемы тут не только в них одних. Кого бы мы ни встретили, все оказались бы в корне несовершенными: незнакомец в поезде, старый школьный знакомый, новый друг в социальной сети… И каждый из них гарантированно подвел бы нас. Факты жизни деформируют всю нашу натуру. Никому из нас не пройти по ней невредимым. Всех нас (обязательно) воспитали менее чем идеально. Мы предпочитаем драку объяснениям, мы придираемся, а не учим, мы раздражаемся, а не разбираемся в своих беспокойствах, мы обманываем и бросаемся виной туда, где ей нет места.

Возможностей выйти идеальным человеком из череды пагубных испытаний не существует. Нам незачем очень хорошо узнавать людей незнакомых, прежде чем выяснить о них это. Их конкретный способ безумия не станет очевиден сразу же (это может занять по времени до пары лет), но его наличие можно теоретически предполагать с самого начала.