Выбрать себе кого-то в супруги – значит всего лишь решить, какой в точности вид страдания вы намерены терпеть, а не чтобы воображать, будто мы отыскали способ обойти правила эмоционального бытия. Мы все по определению закончим с тем порождением всех наших ночных кошмаров, которое именуется «не той личностью».

Впрочем, это не обязательно катастрофа. Просвещенный романтический пессимист просто допускает, что одна личность не может быть всем для другой личности. Нам следует искать способы приспосабливаться (кротко и добродушно, как только сможем) к ужасным реалиям существования рядом с еще одним падшим созданием. Всегда возможно лишь одно – «довольно удачный» брак.

Для того чтобы осознание это было усвоено, помог бы отбор нескольких любящих до того, как у них все «утрясется», не с тем, чтобы получить возможность определить «ту личность», а с тем, чтобы получить щедрую возможность узнать из первых рук (и во множестве контекстов) правду о том, что нет никакой такой личности и что при ближайшем рассмотрении все на самом деле оказываются немного «не теми».

Рабих ощущает готовность к браку, поскольку отчаялся быть полностью понятым.

Любовь начинается с ощущения, что нас понимают в высшей степени благосклонно и необычно. Устраняется то, что заставляет нас страдать от одиночества: нам не приходится объяснять, почему мы находим ту или иную шутку смешной; нам ненавистны одни и те же люди; мы оба хотим попробовать этот довольно специфический сексуальный сценарий. С этим нельзя тянуть. Когда мы добираемся до разумных пределов способности наших любимых понимать, мы не должны обвинять их в упущении. Они не были трагически неумелыми. Они не могли полностью понять, кто мы такие, – и мы не сумели поступить лучше. Что нормально. Никто по-настоящему не понимает никого другого и не способен относиться к другим с полной симпатией.

Рабих чувствует, что готов к браку, поскольку он осознает, что безумен.

Основательно противоречит интуиции наше стремление считать себя безумными. Мы кажемся до того нормальными и чаще всего до того добродетельными – самим себе. Все же остальные идут не в ногу… И все же зрелость начинается со способности почувствовать и – в подходящее время и безо всякой защиты – признать наше собственное сумасшествие. Если нас постоянно не повергает в глубокий стыд то, каковы мы есть, то путешествие к самопознанию еще не началось.

Рабих готов к браку, поскольку понял, что трудности создает не Кирстен.

«Трудными» они кажутся, конечно же, в клетке брака, когда теряют терпение из-за таких мелочей, как обеспечение, родные мужа/жены, очередь убираться, прием гостей, бакалея… Однако в этом вина не другого лица, а наших попыток что-то с ним сделать. Принципиально невозможным является институт брака, а не вовлеченные в него индивиды.

Рабих готов к браку, потому что готов любить, а не быть любимым.

Мы говорим о «любви», словно это единое, понятие, но оно включает в себя два весьма различных состояния: быть любимым и любить. Нам следует вступать в брак, когда мы готовы ко второму и осознали свою противоестественную и опасную зацикленность на первом.

Мы отправляемся в путь, зная только про «быть любимым». Это начинает казаться (совершенно неверно) нормой. Так ребенок ощущает, словно бы родители сами собой всегда рядом, чтобы утешать, направлять, развлекать, кормить и подмывать, тогда как все остальное постоянно тепло и радостно.

Это представление о любви мы берем с собой во взрослую жизнь. Повзрослев, мы надеемся на воссоздание того, что воспринималось как оказание помощи и потакание. В тайном уголке сознания мы рисуем любимых, которые понимают наши нужды, читают в наших сердцах, действуют самоотверженно и обращают все к лучшему. Звучит «романтично», и все же это черновик картины бедствия.

Рабих готов к браку, поскольку понимает, что секс всегда неловко сосуществует с любовью.