– На самом деле не хотел я этой службы, – признался он. – Мой дядя Аверданк предложил меня на это место. Вероятно, он надеялся, что это положительно сказалось бы на моем характере. Вот только мне противно, что сам Офферман вмешался. Я тебя умоляю, Ганс – и следящий за порядком. Это еще смешнее, чем если бы я занял это место. Да его же настолько люди не уважают, что даже шляпу не снимают, здороваясь с ним. И как, я спрашиваю, он добьется того, чтобы все в братстве подчинялись его законам и вели себя добропорядочно и целомудренно? По всей видимости, Офферман сделал хорошенькое пожертвование братству на Майские праздники. Ты можешь, конечно же, представить себе, как замечательно это было воспринято в братстве холостяков. Поэтому, естественно, и выборы прошли соответствующим образом[1].

– Ты хочешь сказать, что затащил старому Офферману плуг на крышу и еще украсил все это ведром дерьма? – переспросила Мадлен. – А ты не боишься, что они тебя за это накажут?

– Сначала они должны будут доказать, что это был я.

Мадлен слегка наклонила голову.

– Но ты же только что мне в этом признался. Если бы они меня спросили…

– Тогда ты меня не выдала бы, – подмигнул ей он.

– Ах нет? А почему нет?

– Потому что, – он чуть приблизился к ней, – мы хорошие друзья.

Она вновь зарделась.

– Хорошие друзья?

– А разве нет?

– Да, ага, конечно. – Она огляделась по сторонам, хотя в доме все было тихо. – Мне теперь действительно пора домой, пока мать за мной не вышла.

– Ты же взглянешь на сарай Оффермана?

Она замялась.

– Наверняка он уже давно стащил плуг.

– Я его к балкам между стропилами привязал. Так что ему придется чуток повозиться.

Смеясь, она покачала головой.

– Когда же ты наконец повзрослеешь? Неудивительно, что твой дядя пытается пристроить тебя на ответственную службу. Другие в твоем возрасте уже семьей и хозяйством обзавелись, а ты…

– Видя эту печальную перспективу, так себя и веду. Кто же меня выдержит?

– Вот не веди себя так больше. В Райнбахе и окрестных селах есть много хорошеньких девушек. Тебе надо просто выбрать себе одну. – Она, смутившись, прикусила нижнюю губу: – Или же выкупи себе девушку на Майские праздники. Ведь праздник как раз в следующую субботу будет[2].

Лукас снова ухмыльнулся.

– А может, мне тебя выкупить в качестве майской девушки?

– Меня? – Мадлен резко подняла голову.

– Точно. Тебе уже шестнадцать и ты впервые будешь на празднике, разве не так?

– Да, уже буду. – Щеки Мадлен стали еще ярче. – Но почему ты хочешь выкупить меня?

– А почему нет? Мы только что выяснили, что мы хорошие друзья. Кроме того, ты умная и не такая легковерная, как большинство других девушек. С тобой мне не нужно будет постоянно думать, что ты неправильно поймешь сказанное мною. Ты знаешь меня. – Он снова дернул ее за локон. – И ты хорошенькая. Из нас получится очень даже замечательная майская парочка.

– Чепуха это, Лукас. – Совсем уж смутившись, Мадлен теребила ручку корзины. – Майскую девушку не покупают себе только из-за того, что хорошо смотрятся вместе с ней.

– Я этого не говорил, Мадлен.

– Или из-за того, что друзья. Люди подумают…

– Что? – Он смотрел ей в лицо, пока их взгляды не встретились. Ощущение покалывания усилилось во сто крат.

– И, кроме того, меня уже выбрали майской девушкой. – Было слышно, как она сглотнула. – Точнее, сейчас еще не выбрали, но Петер сказал, что хочет меня выкупить впрок у предводителя братства холостяков, чтобы никто другой не мог претендовать на меня.