– Я привык думать так, как меня учили. Что наш образ жизни установлен раз и навсегда. Красные – низшие. Изменить их место в мире невозможно без кровопролития. Без огромных жертв. Некогда я полагал, что цена слишком высока. Но я ошибался. Те из вас, кто со мной не согласен… – он бросает взгляд на меня, и я вздрагиваю, – кто считает себя лучше, кто считает себя богом – знайте, что вы не правы. Не потому, что существуют люди наподобие девочки-молнии. Не потому, что нам внезапно понадобился союзник, чтобы расправиться с моим братом. Просто вы не правы, и всё. Я родился принцем. У меня было больше привилегий, чем у большинства присутствующих. Слуги повиновались одному моему взгляду, и мне внушали, что их кровь, оттого что она другого цвета, стоит дешевле моей. Красные глупы, Красные – крысы, Красные неспособны распоряжаться собственной жизнью, Красные предназначены для того, чтобы служить. Эти слова слышали мы все. Но это ложь. Приятная ложь, придуманная для того, чтобы избавить нас от стыда и сделать нашу жизнь легче, а их существование – невыносимым.

Принц останавливается рядом с бабушкой. По сравнению с ней он особенно высок.

– Больше это нельзя терпеть. Так просто не может быть. Разница не обязательно предполагает разделение.

Бедный наивный Калор. Анабель одобрительно кивает, но я помню ее визит – и то, что она сказала. Она хочет видеть внука на троне – и вернуть прежний мир.

– Премьер, – произносит Тиберий, поворачиваясь к лидеру Монфора.

Откашлявшись, тот встает. Он выше большинства присутствующих, но худосочен. Он напоминает бледную рыбу, и на лице у него такое же пустое выражение.

– Король Воло, мы благодарим вас за помощь в обороне Корвиума. И теперь, здесь и сейчас, в присутствии собравшихся лидеров государств и вас самих, я бы хотел знать ваше мнение по поводу того, что сказал принц Тиберий.

– Если у вас есть вопросы, премьер, спрашивайте, – рокочет отец.

У премьера по-прежнему спокойное, непроницаемое лицо. Такое ощущение, что он скрывает не меньше тайн и амбиций, чем мы все. Хотела бы я их выведать.

– Красные и Серебряные, ваше величество. Кто принимает участие в восстании?

Мой отец выдыхает, и на его бледной щеке подрагивает мускул. Он проводил рукой по заостренной бороде.

– Те и другие, премьер. Это война ради обоих цветов крови. Я даю вам слово. Клянусь головами моих детей.

«Спасибо, папа. Красное командование с улыбкой стребует с тебя эту цену, если им представится возможность».

– Принц Тиберий говорит правду, – продолжает отец. Лжет сквозь зубы. – Наш мир изменился. Мы должны изменить его. Общий враг заставляет нас заключать странные союзы, но тем не менее мы союзники.

Как и в случае с Салином, я чувствую, что удавка сжимается. Она затягивается на моей шее, грозя вздернуть меня над бездной. Так я и буду чувствовать себя до конца жизни? Я хочу власти. Так меня учили, ради этого я мучилась. Я думала, что хочу быть королевой. Но свобода оказалась слишком сладкой. Один глоток – и я уже не в состоянии от нее отказаться. «Прости, Элейн. Мне страшно жаль».

– У вас есть еще вопросы насчет условий, премьер Дэвидсон? – спрашивает отец. – Или мы вернемся к разговору о том, как сбросить тирана?

– А какие будут условия? – голос Мэры звучит непривычно, и это неудивительно. В последний раз я видела ее пленницей, подавленной до неузнаваемости. Теперь искры вернулись к ней. Она переводит взгляд с отца на премьера, ожидая ответа.

Отец принимается объяснять – почти ликующим тоном, – а я задерживаю дыхание. «Спаси меня, Мэра Бэрроу. Выпусти бурю – она у тебя есть, я знаю. Околдуй принца, как ты делала всегда».

– Королевство Разломы останется суверенным после низложения Мэйвена. Короли стали будут передавать венец по наследству. Разумеется, мои Красные подданные получат льготы. Я не намерен создавать рабское государство вроде Норты.

Мэра явно не убеждена, но пока молчит.