520

Я вышла рано, мой терьер —

Со мной. Дошли до моря.

Русалки снизу на меня

Глядят, о чем-то споря.

Фрегаты сверху на меня

Глядят, канаты-руки

Зачем-то тянут. – Так коты

Пугают мышь со скуки.

И ни души! Как вдруг Прилив! —

Лизнул мои сандалии,

Все юбки сразу замочил

И бахрому от шали.

Вцепился и не отпускал.

Так ранняя роса

Висит на рукавах травы.

И вот, уже босая,

Назад я кинулась бегом —

Серебряный каблук

Почти на пятки наступал.

Опал и сердолик

Бежать мешали. – Город!

Как радуются ноги,

Опору снова обретя!

Тут, не узнав дороги,

Преследователь мой поник,

Потом витиевато

Откланялся и отступил,

Забыв прикрыть ворота…

533

Две Бабочки впорхнули в день,

Не зная ни о чем.

Шагнули сквозь небесный свод —

И встретились с Лучом.

И в светозарный Океан

Отправились потом.

С тех пор никто и никогда

Не видел их тандем.

А если видел дальний Дрозд

Или морской Фрегат —

То утаили от меня

Бесценный свой Секрет.

540

Я встала, жизнь мою взяла

И двинулась на мир.

Давид был лучше снаряжен,

Но вдвое я – смелей.

Я камень целила, но вдруг

Повержена сама.

Был слишком Голиаф велик —

Иль слишком я мала?

585

Люблю, когда глотает он

За милей милю разом,

Пасется где-то средь лугов,

Чтоб после, в скалолазы

Подавшись, гору обнимать! —

Глядит высокомерно

На хижины в долине, вот

Встал на краю карьера,

Поджав бока, в него вошел,

Пыхтя и причитая.

И под гору потом летит,

Себя же настигая.

И пунктуальный, как звезда,

Взревев, как Грома сын,

Стоит – тишайший до поры —

У входа в свой загон.

608

Боюсь? Кого же я боюсь?

Не смерти – смерть никто!

(Лохматый дворник у ворот

Суровее и то);

Не жизни – мне ль бояться

Ее, кем испокон

Я на земле учреждена

Почти что как закон;

Не Воскресенья – ведь Восток

Примерился к заре

С ее пылающим челом…

И мой венец – по мне!

615

Наш продолжался путь,

Нас ноги привели

К развилке странной Бытия,

Что Вечностью зовут.

И ужас шаг сковал,

И ноги не идут.

Мы здесь – там Город впереди.

Но прежде – Смерти Лес.

Назад не повернуть.