Пятки гулко стучат по паркету, сердце молотит им в такт. Сумка стоит на тумбе слева, ноги вдеть в туфли. Пиджак… к чёрту его.

— Мирра.

Я смотрю на свои пальцы, застывшие в паре сантиметров от дверной ручки. Глубоко вдыхаю, наполняя высохшие лёгкие глотком смелости, поворачиваюсь.

— Собираешься меня задержать?

Это он. Мой Савва. Без масок, фильтров и холодной стали во взгляде. Тоже как на ладони.

— Я же сказал, что и пальцем тебя не трону. Давай попробуем. Я ничего не могу обещать, не могу прогнозировать, — его губы дёргаются в призрачной улыбке, которая моментально гаснет: — Но с тобой ведь получилось… Вдруг и с ним получится.

Сердце замедляет ход и окончательно останавливается. Перестаёт существовать всё, кроме двух синих факелов, слепящих меня до едкой соли в уголках глаз.

— Я тебе не верю, — шепчу я одними губами. — Это часть очередного плана?

— Попробуй почувствовать. Тебе это даётся куда легче, чем мне.

В эту минуту я мечтаю стать такой же, как он. Хочу быть нема к лихорадочному блеску в его невероятных глазах, не видеть, как его плечи напряжены в ожидании.

— Не подходи, — хриплю я, когда он делает ко мне первые шаги.

— Я ведь сказал, что и пальцем тебя не трону.

Я перестаю видеть из-за упавшей на глаза мутной пелены. То, что он рядом, я чувствую на ощупь. Груди становится горячо — он прижимается ко мне всем телом, вспыхивает поясница — он меня обнимает. Мне нельзя, но разве можно остановиться? Я обхватываю руками его шею, утыкаюсь лицом в рубашку и ломаюсь окончательно. Я думала, что выплакала всё вчера? Глупости.

— Я так тебя люблю… Так тебя люблю… Любить, оказывается, так больно, Савва.

Его пальцы задевают мою шею, щёки, волосы. Касаются нежно и причиняют тем самым невыносимую боль.

— Это потому, что ты любишь меня.

Наш поцелуй отчаянный, с привкусом кофе и моих слёз. Он растворяет реальность, стирает стены прихожей, выключает отчаяние. Любимый мой изуродованный мальчик, моя самая большая любовь, я могла бы состариться в твоих руках, не сходя с этого места.

Звонок за моей спиной звучит как выстрел. Губы Саввы отрываются от моих, рассеивая кратковременное обезболивающее забытьё. Реальность наваливается на меня всей своей неподъёмной ношей, тошнота подступает к горлу. Я заставляю себя открыть глаза и встречаю тёмно-синий взгляд, в котором застыл вопрос.

— Ты кого-то ждёшь?

Отвечать мне не приходится. Жар его рук освобождает мою спину, и Савва меня обходит. Я обхватываю плечи ладонями, чтобы не окоченеть, и отступаю назад. Под гул остывающей крови смотрю, как он открывает дверь и как порог переступают два человека в чёрной униформе.

— Раевский Савва Вениаминович?

Лёгкий кивок.

— Старший сержант уголовного розыска Красильников. К нам поступила информация о нанесении вами тяжкого вреда здоровью ряду лиц. Для выяснения обстоятельств просим пройти с нами.

Савва оборачивается и смотрит на меня. Только каблуки, сросшиеся с полом, всё ещё удерживают меня в стоячем положении. В его глазах нет вопроса, нет недоумения, нет растерянности. Ему не нужны мои ответы. Он всё понял ещё до того, как открыть дверь.

Слёзы свободно текут по моим щекам. Прости меня, пожалуйста, прости. Я так сильно испугалась, потому что ты заставил меня выбирать между мной и собой. Я говорила тебе: я эгоистка. Себя я люблю чуточку больше. Но сейчас я хочу, чтобы всего этого не было. Хочу отмотать время на пару минут назад и дать нам шанс. Ты ведь снова это сделал ради меня.

Он отворачивается.

— Предъявите служебное удостоверение.

Я отчаянно мечтаю, чтобы этой красной корки у полицейских не оказалось. Чтобы они промямлили что-то невнятное, и мой умный Савва выставил их за дверь. Неважно, что будет потом. Я хочу, чтобы они мне его оставили. Не хочу каждый день погибать от мысли, что никогда больше его не увижу.