Нет, я не пойду, ведь нет ни единого шанса, что его выпустят на свободу. Я до последнего ждала, что он что-нибудь придумает, но Савва подписался под каждым предъявленным обвинением. Я знаю, что ему назначена психиатрическая экспертиза. Чёртова флешка снится мне каждую ночь. Каждую ночь с того дня, как он вышел за дверь в сопровождении двух полицейских, я топлю её в унитазе, разбиваю каблуком, вышвыриваю под колёса проезжающего грузовика и каждый раз просыпаюсь в слезах. Мой сон всегда обрывается на одном и том же моменте: мы с Саввой лежим в обнимку, и я бесконечно счастлива. Реальность отличается слишком разительно, чтобы не задыхаться от разочарования. Моя голова лежит не на его плече, а на подушке, надушенной лавандой от бессонницы, и я совсем одна. Моё наказание.

— Процесс будет закрытым. Так что нет, не пойду.

Ирина уходит, а я работаю ещё два часа — координирую подчинённых, рассылаю письма, совершаю ряд обязательных звонков. За восемь лет у меня выработался определённый распорядок дня, и сейчас он мне помогает не сбиваться с курса.

Каждые выходные я уезжаю к маме и папе. Пожалуй, их дом — это единственное место, где мне бывает хорошо. Там моя тоска по Савве разбавляется тёплой дымкой родительской заботы, и я понемногу оттаиваю.

Мама ничего не знает о Савве. Она думает, что я переживаю расставание после очередных неудавшихся отношений. Как и всегда, не пытается вскрывать мою душу вопросами. Просто чувствует, что мне плохо, и каждым брошенным взглядом говорит: «Я всегда здесь, если захочешь поговорить».

Прости, мам, но я вряд ли когда-нибудь буду готова, а ты вряд ли когда-нибудь до конца поймёшь. Савва в тысячный раз был прав — мы оба неправильные, оба с дефектом. Может быть, благодаря своему дефекту он был единственным, кто по-настоящему меня понимал.

**********

Я сижу на родительской кухне, кутаясь в мягкую флисовую толстовку. В последнее время меня всё чаще тянет менять офисную одежду на что-то более комфортное. Так я компенсирую недостаток тепла.

Пахнет ванилью и печёными яблоками, уютно разговаривает телевизор.

— Дочь, — подаёт голос мама, глядя на меня вполоборота. — Давай оладьи сделаю? С кабачками, как ты любишь.

Я давно не чувствую вкуса еды, но хорошо его помню. Оладьи с кабачками нежные, немного солоноватые, сочные. К ним мама даёт сметану.

— Спасибо, мам, я с удовольствием, — улыбка, чтобы она не волновалась.

Мама начинает радостно греметь посудой, а я возвращаю взгляд в телевизор. Его фоновое звучание только на первый взгляд кажется монотонным и расслабляющим — для меня оно означает усиливающееся натяжение в нервах. В эти минуты в суде идёт слушание по делу Саввы.

Ты всегда был на шаг впереди, но так вышло, что мой страх тебя переиграл. Ты не думал, что я так поступлю, да? Доверял мне больше, чем стоило. Ненавидя твоих родителей, я предала тебя так же, как сделали они. Ты был прав, мой любимый мальчик. Люди не стоят привязанностей.

Оладьи на белом кружевном блюдце давно остыли, так же как и мятный чай. Мама не обижается, что старалась, готовила, а я не ем. Опускает ладонь мне на плечо, слегка похлопывает и тихо выходит из кухни.

Мои глаза прикованы к экрану. Я даже не уверена, что они мне его покажут. Возможно, стоило заглянуть в интернет.

Но потом это случается. Кадры забастовки на севере страны сменяются изображением зала суда. Скачущий голос репортёра сообщает, что несколько минут назад владельцу компании «Fear me Studio» вынесли обвинительный приговор сразу по нескольким статьям: причинение тяжкого вреда здоровью и уклонение от уплаты налогов особо крупных размерах.